Климович л и книга о коранe eго происхождeнии и мифологии м 1986 267 с 4

типа займа и его целевого назначения.

 

На срочные вклады и  сберегательные счета начисляются «комиссионные» в пределах 3,5 —  5%»[Саудовская Аравия (справочник). М., 1980, с. 188.]. Есть в этом  государстве «Исламский банк развития». А правящий клан Саудовского  королевства является вкладчиком многомиллиардных сумм в банках  Соединенных Штатов Америки и других капиталистических стран.

 

Банки  существуют теперь и в таких мусульманских государствах, как Пакистан и  Иран.

 

Имущественное и социальное неравенство сохранялось как среди  мухаджиров, так и среди ансаров и других членов мединского  объединения. И трудности, которые они испытывали, оказывались разными  для семей с неодинаковым достатком, различными материальными  возможностями и положением в новом объединении. Конечно, всех  мухаджиров в той или иной мере связывал факт их переселения, а также  то, что все они признавали Мухаммеда не только юридическим главой  своего объединения, но и выразителем близких им духовных интересов. В  известной мере последнее относилось и к ансарам. Однако много ли  общего, помимо отмеченного, было у малоимущих мухаджиров и ансаров,  например, с богатым купцом Абу Бекром (Абу Бакр), выдавшим свою  десятилетнюю дочь Аишу за пятидесятилетнего Мухаммеда и занимавшим в  новом объединении видное положение?   Все это осложняло жизнь мединского объединения, так или иначе  отражаясь и на его культе.

 

Примером может служить построенная в Медине  бедной, неимущей частью верующих покрытая крышей мечеть (масджид), в  которой они укрывались от дождя и зимней стужи. Мечети в Аравии тогда  строились без крыш: они представляли собой место, с четырех сторон  обнесенное стеной. Не было в то время и определенной стороны  поклонения молящегося — кыблы (киблы). В Коране говорится, что  молящийся пророк обращал свое лицо в разные стороны неба (2:139).  Храм, построенный, согласно преданию, «для больных и нуждающихся, для  дождливой ночи и зимней ночи»[По арабскому историку и богослову IX-Х  вв. ат-Табари (Annales, ed. М. J. De Goeje, I.

 

Lugduni Batavorum,  1879, p. 1704); Бартольд В.В. Сочинения, т.

 

6, с. 542.], Коран объявил  мечетью «вреда» и назвал его строителей соперниками и лжецами,  стремящимися вносить «разрыв между верующими». «В ней никогда не  становись на молитву…

 

Бог — не вождь людям нечестивым. Здание их,  которое построили они, до тех пор не перестанет быть недоумением в  сердцах их, пока сердца их не будут истерзаны» (9:108-111). Лишь  позднее, когда ислам распространился и на севере, стали строиться  мечети, как правило, крытые и даже отапливаемые.   Этот пример может служить наглядной иллюстрацией того, что в  раннем исламе многое было иным, чем сейчас. Вообще, как известно,  религиозные верования, хотя и в фантастической форме, отражают  действительность и подвержены изменениям в соответствии с новой  исторической обстановкой.   Однако было бы неправильно упускать из вида и то, что объединяло  мухаджиров, да и в той или иной мере разделявших их участь ансаров.  Ведь тот же названный выше Абу Бекр, как и его зять, да и большинство  мухаджиров не могли не понимать, что, израсходовав средства,  привезенные из Мекки, они попадут в весьма незавидное положение, если  не сумеют найти себе другого занятия, иного выхода. В числе ансаров  были люди, помогавшие мухаджирам, безвозмездно предоставлявшие им свои  дома, подсобные помещения, продукты. Но сколько же можно было  рассчитывать на подобную благотворительность? Да и разве борьба с  Меккой окончилась — не она ли стала одной из главнейших задач  мухаджиров? Не их ли цель — ослабление жречества Каабы, опирающегося  на курейшитскую знать? Не это ли вынудило их уйти из родного дома,  совершить хиджру? Все это не могло не побудить Мухаммеда и его  соратников, стоявших во главе мединской общины, при помощи примкнувших  к ним ансаров встать на путь активных действий против мекканцев.   По преданиям и согласно «Книге жития посланника Аллаха» Ибн  Исхака — Ибн Хишама, мухаджиры начали нападать на торговые караваны  мекканцев, в том числе на отправлявшиеся в запретные (харам) месяцы,  считавшиеся у арабов наиболее безопасными. Это вызывало среди арабов  нарекания, сомнения и ропот. Но мухаджирам надо было во что бы то ни  стало добиться успеха, и поэтому они шли на риск. Расчет оказался  верным: их действия принесли мединской общине немалую добычу и  окрылили ее.   Так, в начале 623 года мухаджирам удалось ограбить караван  курейшитов, вышедший в запретном месяце раджабе из Мекки в Сирию.  Особенно удачным для мухаджиров во главе с Мухаммедом стало нападение,  совершенное в марте 624 года, приходившемся также на запретный месяц,  на этот раз — рамадан (рамазан). Абу Суфйан, возглавлявший караван,  шедший из Сирии в Мекку, узнав о приготовлениях мединцев, сумел  провести его в Мекку через Тихаму, область у побережья Красного моря.

 

Затребованные им из Мекки наскоро собранные отряды курейшитов  встретились с воинами мухаджиров при Бедре (Бадре), где у источника  пресной воды дорога из Медины соединялась с главным караванным путем.   Мединцам снова повезло. У них было воинов едва ли не вдвое  меньше, чем прибывших из Мекки, но, заняв выгодную позицию, они сумели  одержать решительную победу и захватить ценную добычу и пленных,  которых отпускали в случае, если те принимали Мухаммеда за пророка,  изрекавшего истину; в противном случае с них требовали выкуп.   В «Книге жития посланника Аллаха» Ибн Исхака — Ибн Хишама  сказано, что, когда между мединцами, участвовавшими в сражении при  Бедре, начались споры из-за дележа захваченного, Мухаммеда осенило  «откровение», по которому раздел добычи был предоставлен пророку.  Этому посвящена 8-я сура Корана — «Добыча»: «Они спрашивают тебя о  добыче; скажи: «Добыча в распоряжении Аллаха и его посланника.

 

Бойтесь  Аллаха; будьте мирны между собою: повинуйтесь Аллаху и его посланнику,  если вы стали верующими», А 42-й аят этой же суры уточняет, что «из  всего что ни берете вы в добычу, пятая часть богу, посланнику и  родственникам его, и сиротам, и бедным, и путнику…».   Как можно судить по Корану, земледельческое население Медины не  было склонно к участию в такого рода набегах и военных операциях  мухаджиров. Очевидным откликом на их сопротивление этому являются  некоторые аяты 2-й суры Корана — «Корова» («аль-Бакара»), в которых на  них произведен определенный нажим: «Предписано вам сражение, а оно  ненавистно для вас. И может быть, вы ненавидите что-нибудь, а оно для  вас благо, и может быть, вы любите что-нибудь, а оно для вас зло, —  поистине, Аллах знает, а вы не знаете!» (К., 2:212-213).   Смущало многих и то, что военные акции, как мы уже знаем,  проводились в запретные месяцы, то есть в месяцы, которые почитались  арабами-многобожниками, а затем и в исламе как священные. Из них  рамадан считается месяцем поста, в который Аллах впервые ниспослал  «откровение», то есть часть Корана Мухаммеду, а раджаб — месяцем, в  27-ю ночь которого пророк совершил мгновенное путешествие из Мекки в  Иерусалим (аль-Кудс) и оттуда на седьмое небо, к престолу Аллаха: по  этому поводу в исламе позднее был установлен ежегодный праздник  «вознесения» или «восхождения» (мирадж, раджаб-байрам).   Нарушение почти любого возникшего в древности обычая, к которому  привыкли, естественно, вызывало замешательство, смущало, что и  отражено в 214-м аяте той же 2-й суры Корана: «Спрашивают они тебя о  запретном месяце — сражении в нем.

 

Скажи: «Сражение в нем велико, а  отвращение от пути Аллаха, неверие в него и в запретную мечеть (то  есть Каабу Мекки. — Л.К.) и изгнание оттуда ее обитателей (посещавших  этот храм.

 

— Л.К.) — еще больше (греховно. — Л.К.) пред Аллахом: ведь  соблазн — больше, чем убиение!..» Словом, «искушение губительнее  войны», как перевел последнюю фразу Г.С.

 

Саблуков.

 

Объективную картину этих стычек, сражений получить на основе  Корана и исходящих из него позднейших источников весьма трудно из-за  почти постоянного смешения в них реального и фантастического.

 

Например, в 8-й суре Корана читаем: «И вот, взывали вы за помощью к  вашему господу, и он ответил вам: «Я поддержу вас тысячью ангелов,  следующих друг за другом!»… Вот он покрыл вас дремотой в знак  безопасности от него и низвел вам с неба воду (дождь. — Л.К.), чтобы  очистить вас ею и удалить от вас мерзость сатаны и чтобы укрепить ваши  сердца и утвердить этим ваши стопы. Вот внушил господь твой ангелам:  «Я — с вами, укрепите тех, которые уверовали! Я брошу в сердца тех,  которые не веровали, страх; бейте же их по шеям, бейте их по всем  пальцам!».. А кто обратит к ним в тот день тыл, если не для поворота к  битве или для присоединения к отряду, тот навлечет на себя гнев  Аллаха. Убежище для него — геенна, и скверно это возвращение! Не вы их  убивали, но Аллах убивал их, и не ты бросил, когда бросил (в врага  копье, стрелу, спекшийся кусок песка. — Л.К.), но Аллах бросил, чтобы  испытать верующих хорошим испытанием от него» (К., 8:9, 11-12, 16-17).   Здесь не только смешение реальных событий и фантазии. Описание  средневековой стычки в аравийской полупустыне переплетено, с одной  стороны, со своего рода тактическими наставлениями, а с другой — с  нагнетанием чувства предопределенности, фатализма, причудливо  соединенного с эгоизмом. Убивая, воин-де выполняет волю высшего  существа, Аллаха, заранее все предусмотревшего и предопределившего,  позаботившегося о нем и на тот случай, если он падет на поле брани.  Тогда, по Корану, убитому не придется ожидать ни воскресения мертвых,  ни страшного суда: он сразу окажется в раю. Это представление, как  вскоре узнаем, использовалось очень часто, во всяком случае оно  высказано не только в Коране, но и развито, расцвечено в последующей  мусульманской литературе.   В Коране читаем: «И никак не считай тех, которые убиты на пути  Аллаха, мертвыми.

 

Нет, живые! Они у своего господа получают удел,  радуясь тому, что даровал им Аллах из своей милости, и ликуют они о  тех (продолжающих сражаться на их стороне. — Л.К.), которые еще не  присоединились к ним, следуя за ними, что над ними нет страха и не  будут они опечалены! Они ликуют о милости от Аллаха, и щедрости, и о  том, что Аллах не губит (что он не прибирает к рукам. — Л.К.) награды  верующих» (К., 3: 163-165).   А вот и своего рода зарисовка того, как подобное поучение  использовалось теми, кто стоял во главе мухаджиров.

 

В «Книге жития  посланника Аллаха» Ибн Исхака — Ибн Хишама из описания битвы при Бедре  узнаем, как после воодушевляющих слов пророка: «Клянусь тем, в чьей  руке душа Мухаммеда, сегодня каждый, кто выступит против врага и из  любви к Аллаху будет убит в сражении, войдет в рай», — один из воинов,  Омейр ибн Алхумам, который в это время ел финики, воскликнул: «Так,  так!

 

значит, между мною и раем находится только смерть от руки этих  людей?» Он бросил прочь финики, схватил свой меч и сражался, пока не  был убит»[Происхождение ислама, с. 107.]. Не раз встречается в  средневековой исламской литературе и образ курейшита Джафара ибн Абу  Талиба, наделенного прозвищем ат-Тайяра, то есть «летающего»: он, мол,  взамен отрубленных рук в сражении в 629 году при Муте получил от  Аллаха крылья, с помощью которых вместе с ангелами летает по раю…   Подобные легенды и в наши дни используются, например, шиитским  духовенством в Иране для «подбадривания» мобилизованных на  истребительную ирако-иранскую войну, подрывающую и истощающую силы  обоих государств. Однако было бы наивно полагать, что не только в  предпоследнем десятилетии XX века, но и в третьем десятилетии VII века  все были готовы к ревностному восприятию веры о немедленном  потустороннем воздаянии, согласны с прославлением войны как дела,  которому Аллах помогает своими ангелами, даже сам направляет руку  воина, бросающего во врага калечащее или несущее смерть оружие.

 

Такое  отношение к войне никогда не выражало и не выражает подлинно народных  убеждений. Не случайно в приведенных выше отрывках из касыды Зухайра,  поэта, современника сражений между мухаджирами Медины и курейшитами  Мекки, война сравнивалась с лютым зверем и с жерновом, перемалывающим  людей.

 

Отсюда становятся понятными нападки на поэтов, содержащиеся в  Коране.   Нет ничего общего, например, между доводами Корана, воспевающего  войну как выполнение божественной воли, желания Аллаха и его  посланника, и словами арабской поэтессы аль-Хансы (Тумадир бинт Амр из  племени сулайм; конец VI века — 664 г.), еще в доисламское время  оплакавшей гибель своих братьев в глубоко гуманных элегиях, стяжавших  бессмертие. В одной из ее элегий читаем:     Вы не скупитесь, глаза, пролейте слезы о нем,   Пусть белые жемчуга текут на платье дождем…   Как щедро ты угощал голодных лютой зимой,   Как часто с бездомным ты своим делился жильем,   Как часто пленных врагов на волю ты отпускал,   Болели раны у них и кровь лилася ручьем.   А сколько мудрых речей народу ты говорил —   Тебя и недруг за них не обвинил бы ни в чем.     (Перевод А. Долининой)     Эти лиричные строки, приоткрывающие горе сестры, лишившейся  брата, принадлежат к числу тех произведений древней арабской  литературы, которые реалистично передают отношение к войне народа —  людей стойких и мужественных, не раз проявлявших подлинный героизм, не  останавливавшихся перед необходимостью преодоления любой трудности.

 

Знакомясь с народным творчеством, понимаешь, почему в Коране  постоянно встречаются жалобы на то, что его «духовные» наставления не  доходят до людей.

 

А в силу этого, не ограничиваясь религиозными  поучениями, Коран приводит доводы о необходимости соблюдения военной  дисциплины, сплоченности, недопущения расхлябанности, обязательности  четких совместных действий вступивших в битву отрядов. Только при этом  условии исход дела будет решать не численность, а дисциплина,  сноровка, быстрота и воодушевление, стойкость и ярость воинов.

 

Слова,  точно обозначающие эту задачу, вложены в Коране в уста Аллаха: «О  пророк! Побуждай верующих к сражению.

 

Если будет среди вас двадцать  терпеливых (стойких. — Л.К.), то они победят две сотни; а если будет  среди вас сотня, то они победят тысячу тех, которые не веруют, за то,  что они народ не понимающий…

 

Ведь Аллах — с терпеливыми!» (К., 8:  66-67).   Не следует забывать, что мухаджиры во главе с Мухаммедом, как и  вся мединская община, познали в стычках, сражениях с мекканцами не  только победы, но и поражения, в том числе тяжелые. Так было, судя по  преданию и старейшей «Книге жития посланника Аллаха» Ибн Исхака — Ибн  Хишама, когда Абу Суфйан (ок. 625 г.) возглавил выступивший против  Медины большой отряд курейшитов. Тогда из войска мединской общины,  имевшей едва ли не в три раза меньше воинов, чем у нападавших,  дезертировало около одной трети. Ушедшие состояли из так называемых  мунафикун — «лицемеров», колеблющихся, сомневающихся, которым в Коране  в особой суре «Лицемеры» («аль-Мунафикун») обещаны лютые наказания.  Они, сказано в этой суре, «лжецы», «уверовали, потом стали неверными»,  «все равно им, будешь ты просить им прощения или не будешь; никогда не  простит им Аллах: ведь Аллах не руководит народом распутным!» (К., 63:  1, 3, 6).   Естественно, что мухаджиры и ансары, оставшиеся в явном  меньшинстве и, по-видимому, не сумевшие проявить достаточной  сплоченности, стойкости, оказались разбитыми у горы Оход (Ухуд).  Мухаммед в перестрелке был ранен камнем в голову.

 

А через год Абу  Суфйан привел втрое больший отряд, в котором, по преданию,  насчитывалось до 10 тысяч ополченцев, и в их числе обученные наемники  из Эфиопии, так называемые ахабиш. Мединцы, очевидно, трезво оценив  соотношение сил, не вышли из пределов города, применив новый для  арабов тактический прием: вырыли вокруг города ров, в котором засели  лучники.

 

Предание сообщает, что этот прием предложил перс Сальман  аль-Фариси, захваченный в плен раб, принявший ислам; он почитается  мусульманами[Позднее он отличился и как военачальник, действовавший на  стороне арабских войск Халифата. Поэтому его называют «чистым» —  Сальман-пак; его гробница и мечеть в Ираке посещаются  мусульманами-суннитами. Храм находится близ Мадаина (древнего  Ктезифона), невдалеке от развалин дворца шахов древнеиранской династии  Сасанидов (III-VII вв. н. э.), павшей под ударами Халифата.].   Войско Абу Суфйана оказалось бессильным перед лучниками,  стрелявшими из рва, и вынуждено было перейти к многодневной осаде.

 

Осаждавшие, не подготовленные к подобной войне, недели через три  оказались без продовольствия; в их стане начались раздоры, не помогло  им, по-видимому, и весьма зажиточное иудейское племя бану курейза.  Вскоре это племя, обвиненное в измене, было мухаджирами разгромлено —  мужчины обезглавлены, женщины и дети проданы бедуинам области Неджд за  верблюдов и оружие. Хладнокровная расправа описана в «Книге жития  посланника Аллаха» Ибн Исхака — Ибн Хишама и у более поздних  мусульманских историков. Земли и имущество племени курейза были  распределены между мухаджирами, принявшими ислам. Это последнее из  племен, исповедовавших иудаизм, разгромленных мухаджирами и выселенных  из мединского оазиса.   Не наша задача описывать все действия мединской общины мухаджиров  и ансаров. Отметим лишь, что они включали не только нападения на  караваны мекканцев, но и хлебную блокаду Мекки. Из Иемамы,  земледельческой области, где пророком был Мусейлима, в Мекку, по  просьбе Мухаммеда, перестали доставлять хлеб, в котором нуждались  курейшиты.   Кроме того, уступчивость курейшитов мединцам, проявившаяся в  конце 20-х годов VII в, могла быть побуждена и известием об убийстве  иранского шаха Хосрова II Парвиза (628 г.), в котором они видели оплот  «язычества» на Востоке.

 

С его падением правящие круги Мекки уже едва  ли могли рассчитывать на сколько-нибудь скорую и активную помощь  извне.

 

Курейшиты Мекки, очевидно, учитывали также, что мединская община  добивалась политического подчинения себе все большего числа арабских  родов и племен. Это также отражено в Коране, где и название новой  религии — ислам (что значит по-арабски покорность, предание себя  единому богу) истолковывалось в ряде аятов как политическое требование  общины мухаджиров и ансаров, установивших свою власть в Медине.

 

Отсюда  в Коране о «посланнике Аллаха» говорится: «Покорно чтимый» (81:21) —  то есть так, как обращались к вождю арабского племени в доисламский  период. Поэтому же в Коране слово «ислам» не всегда отождествляется с  верой. Например, читаем: «Пустынные арабы говорят: «Мы веруем!» Скажи:  вы не уверовали; а говорите: «Мы приняли ислам»; вера еще не вошла в  сердца ваши» (49:14). Отсюда понятно и то, почему до настоящего  времени в ряде восточных языков понятие «ислам» передается через  «ислам дини» или «дин аль-ислам», то есть «вероустав покорности». В  Коране не раз подчеркивается, что «благочестие пред богом есть  покорность» (ислам) (3:17), что бог «благоизволил поставить  вероуставом для вас покорность» (ислам) (5:5) и т.

 

д. И принявшие эту  покорность, или преданность, стали именоваться покорными, преданными —  «муслимами», мусульманами.

 

Вплоть до первой половины XI века  сохранялось и первоначальное название мусульман — ханифы[С IX в.

 

арабы  также употребляли слово «ханиф» в смысле сирийского «ханфа» («эллин,  язычник»). Бартольд В.В. Сочинения, т. 6, с.

 

543. Однако ближе к

Прокрутить вверх