Муравьeва а н – история философии (лeкционный курс)

сайт Владимира Климентьева “История философии” от Муравьева А.Н.  – студенческий конспект лекций Владимира Климентьева по истории философии, отредактированный автором лекций – к.ф.н. Андреем Николаевичем Муравьевым, – которые прочитаны им в 1996 – 2000 гг. на I и II курсах Российского Государственного Педагогического Университета им. А.И.Герцена, факультет “Философия человека”, Санкт-Петербург.  От предварительного понятия до Аристотеля – конспект.  От стоиков до Гегеля – авторский текст А.Н.Муравьева.  скачать все лекции ZIP 212 kB  Содержание лекций  для комментариев  * Предварительное понятие истории философии (чтение последующих лекций без этой – бессмысленно)  * От Фалеса до Анаксагора  o Милетская школа (Фалес, Анаксимандр, Анаксимен)  o Пифагор и пифагорейцы  o Элейская школа (Ксенофан, Парменид, Зенон)  o Гераклит Эфесский  o Эмпедокл  o Левкип и Демокрит  o Анаксагор * От Софистов до Аристотеля  o Софисты  o Сократ  o Платон  o Аристотель  * От стоиков до скептиков  o Стоики и Эпикур  o Скептики  * Неоплатоники  o Плотин  o Прокл  * Христианское философствование средних веков  o Ансельм Кентерберийский  o Реалисты и номиналисты  * Философствование эпохи Возрождения  o Гуманисты  o Николай Кузанский  o Марсилио Фичино, Джованни Пико делла Мирандолла, Пьетро Помпонацци, Бернардино Телезио  o Джордано Бруно  * Эмпиризм и метафизика XVII века  o исторические условия возникновения  o Френсис Бэкон  o Рене Декарт  o Бенедикт Спиноза  o Джон Локк  o Лейбниц  * Философия эпохи Просвещения  o Джордж Беркли  o Дэвид Юм  o французские материалисты (Вольтер, Д`Аламбер, Дидро, Кондильяк, Гельвеций, Гольбах и Руссо)  o немецкое просвещение (Христиан Вольф, Готхольд Эфраим Лессинг, Иоганн Готфрид Гердер)  * Классическая немецкая философия  o Иммануил Кант  o Иоганн Готлиб Фихте  o Фридрих Вильгельм Йозеф Шеллинг  o Георг Вильгельм Фридрих Гегель      Муравьев А.Н.  Лекция 1  “Предварительное понятие истории философии”  Данные лекции должны рассматриваться единственно лишь в качестве посредника для самостоятельного знакомства. Главная задача слушающих – самостоятельно сесть за чтение философских произведений. Что должно быть в результате: минимум – читать без отвращения к произведению и к себе; максимум – понимать философское в философском произведении, понимать конкретное единство различного, т.е. понимать, что все философы занимались не только своей философией, но и вообще философией. Необходимо для самого себя уяснить: почему философ есть философ.

 

Для этого необходимо понять, что есть философия и, следовательно, из этого понять принадлежность того или иного автора к философии.  Выяснить, что есть философия невозможно без уяснения, что есть история философии. Итак, приступим к предварительному определению понятия истории философии. Что такое понятие, пока не ясно, поэтому предварительное, но, т.к.

 

все-таки понятие, следовательно, противопоставим понятие не-понятию (мнению), т.е. обычному взгляду на историю философии.  Обыденный взгляд на историю философии (ИФ – В.К.) исторический, т.е. акцент на историю, а не философию. Мы акцент делаем на философии, т.е. не на истории философии, а на истории философии, т.е. наш подход уже философский.  Обыденный взгляд на ИФ покоится на том, чем ИФ кажется.

 

Огромное различие между выглядеть и быть: человек может быть человек, по-виду, а по-сути – может быть скотина. Дельфин – корюшка или корова? По-сути ближе к корове, т.к. он млекопитающее, хотя по-видимости – рыба. Далее этого обыденный взгляд не идет – это для него неизбежно.  Чем же выглядит ИФ для обыденного взгляда? ИФ – случайная последовательность учений различных философов, последовательность протяженностью уже 2500 лет. Этот обычный взгляд фиксирует множество философских учений: они почему – то выступили. Обычный взгляд считает: время шло, а они выступали, как грибы в лесу. Следовательно, с обычной точки зрения ИФ – это история мнений отдельных философов, их индивидуальных мнений (например, гераклитовское мнение, платоновское и т.д.). Диоген Лаертский – классический представитель обычного взгляда. Учебник по философии – этот же смысл: жизнь, учение, мнения, афоризмы.  Обычный взгляд внешний вид выдает за суть, и так он смотрит на все. Например, на человека: плохо одет – плохой, хорошо одет – хороший. Свинья в ермолке человек?

 

Рассмотрим виды обычных взглядов на ИФ.  1. Прагматический.

 

Страдают не специалисты.

 

Стараются извлечь пользу из ИФ. Стремятся запомнить что-то мудрое, как им кажется, у философа. Цель: украсить свою эрудицию. Некоторые становятся как “ходячая энциклопедия”: знают что, когда и на какой странице и считают, что так и нужно. Журналисты украшают свои статьи: “Человек есть мера всех вещей”, “Познай самого себя” и т.д.  Этот взгляд самый поверхностный, но положительное в нем то, что – читали, знают, в смысле, помнят.

 

Если этим и ограничиться, то суть ИФ не досягаема, а философы предстают как чудаки. Обывательский взгляд: философ тот, кто шел-шел, задумался и… свалился в яму среди бела дня. “Вот дурак: не думал бы – не свалился”. Сократ вообще почти бомж – имел всего одни сандалии и один плащ.    2. Скептический.  Положительное то, что хочет увидеть смысл во всем этом.

 

Скептик хочет знать пришли ли философы к какому-то единому результату. Он читает и обнаруживает, что философы спорят по всем вопросам – единого мнения нет! И это действительно так, если подойти, как скептик. И, следовательно, результат нулевой и, следовательно, бесперспективно.  Скептики признавали благородство философов.

 

Единственный Ф.Бэкон попался на взятках (основатель эмпирического подхода). Скептик видит, что философы занимались не ради материальных благ, а ради Истины, но Истины не завоевали.

 

Результат кладбище воинов за Истину: время провели хорошо, но без пользы.

 

Ни одно учение не достигло своей цели – Истины – считает скептик.

 

Положительное: во-первых, более серьезный подход, чем у прагматика; во-вторых, видит, что у каждого философа временный триумф, следовательно, у скептика складывается мнение, что философу нельзя доверять нА-слово, будто истина такова. Может быть она ему только кажется таковой? Авторитет философа довлеть не должен.

 

Надо самому смотреть, а так ли это?  Изучая по-настоящему ИФ, необходимо знать как эрудит, но еще должно быть скептическое отношение. Хотя быть только скептиком нельзя, как и только эрудитом. Для чего ты скептик изучаешь философию, может быть даже всю жизнь?

 

Для того, чтобы узнать, что там учиться нечему, полный аут. А, если скептик оптимист, то решит: лучше заняться чем-то другим, более осязаемым, хотя может быть и менее приятным, например, торговать рыбой – воняет, но хоть деньги есть.    3. Догматический.  Это тот кто изучил все, но в отличии от скептика не сокрушил всех, а нашел для себя наилучшее философское учение. Оно – Истина. Люди до него – шли к нему, а после – отошли от истины, увлеклись другим чем-то – неистинным.  Догматик обычно называется по имени того философа, чье учение он принял. Этот философ – голова! А остальные не голова. Что тогда?  Если не разделять мнение, что ИФ есть череда мнений, то догматик единственный ближе к истине из этих трех, хотя также далек от нее.

 

Прагматик и скептик имеют дело с историей философий, а догматик – с философией, хотя не с историей философии.

 

Догматик возвышается над мнением, что у философов есть только мнения. Он верит, хотя и не может доказать, что в том, в им выбранном учении – истина, и тем более вся истина.

 

Он верит, что в учении есть что-то непреходящее, есть что-то общезначимое, хотя лишь чувствует, но не знает. На вопрос почему – объясняет гениальностью создателя любимого учения или его сверхъестественностью.  Ни один из этих трех взглядов с историей философии, в точном смысле, дела не имеет.

 

История философии – это не история философий – для прагматика и скептика нет единства в множестве философий. А догматик имеет дело только с одной, единственно верной, философией, не имея дела с историей философии.

 

И на этом основании они строят свои суждения о истории философии! Что такое эти суждения?

 

Это поверхностные точки зрения, с ИФ дела не имеющие вовсе. Можно изучить все тексты, потратить всю жизнь, но не иметь дела с ИФ вообще.  Задача: не остановиться на этих поверхностных взглядах, хотя эта остановка будет очень соблазнительна, а преодоление их будет трудным делом.

 

Не забывать, что мы вначале имеем первое впечатление, пусть и отрицательное, но лишь первое.  Чтобы перейти к философскому подходу, противостоящему обыденным, которые едины в одном об ИФ – это множество учений, надо задать вопрос: “Почему философия имеет историю?” Потому что время идет? Нет необходимости, что время идет и философы появляются. Философы – не грибы. Следовательно, основание ИФ не во времени, не в истории. А в чем?  В самой философии!

 

Наш вопрос: “Почему философия имеет историю?” – более точно таков: “Почему философия имеет историю, которая есть история именно философии?” Сначала у нас будет предварительный ответ, т.к. предпосылки отрицательны: мы не знаем, что есть философия.  Этот вопрос делится на два:  1. что такое философия?  2. что есть история философии (почему философия имеет историю)?  Необходимо ответить на них философски, но, т.к.

 

мы пока не знаем как это, следовательно, надо дать предварительный ответ, отличающийся от предыдущих мнений. Там полагалось, что ИФ – множество учений, живших в разное время, философов.

 

Поэтому: философия не есть лишь мнение отдельного человека, т.е. это не то, что имеет лишь субъективное значение, а, следовательно, можем предположить (пока предположить), что философия есть что-то более серьезное – это есть знание, которое принадлежит не только кому-то (мне и моему другу), а имеет объективное значение, т.е. независимо от того кто его получил, т.е. для всех. Знание объективно, если оно знание о независимом от людей предмете. Знание объективно, когда, хоть, это я раскрыл, но это знание о том, что принадлежит самому предмету и может быть постигнуто любым другим человеком.

 

Следовательно, если философия есть объективное знание, то есть объективный предмет у философии.  Предварительное определение: философия есть познание философского предмета, того, что обладает объективной значимостью. Философ не тот, кто высказал “философское” мнение, а тот кто высказался о философском предмете.  Философия – есть знание философского предмета.

 

Причина почему философия есть философия и почему философия имеет историю – лежит в предмете философии! Предмет философии чрезвычайно специфичен – не находится в одном ряду с предметами других наук. Отделяет его то, что предмет для любой другой науки предшествует ей; предмет познания дан до познания его наукой. Науки находят свой предмет готовым – им есть чего изучать, т.е. наук может не быть, но предмет есть.  Каков же предмет философии? Также предзадан? Нет. Философская наука не имеет предмета до самой философии!

 

Но, что же это?

 

Все существующие предметы познания заняты – для любого предмета есть дисциплина, его изучающая. Что исследовать философии?

 

Есть выход: “А философия все вместе изучает,” – симпатично так можно пристроиться. Изучай все вместе, но не изучай по-отдельности.

 

“Пусть нам приносят знания, а мы будем обобщать (чужие знания). Такая философия может быть царица, а может быть паразитка. И это распространенная точка зрения. Это не возможно, т.к. обобщать нельзя, не имея собственного знания об отдельном.

 

Иначе такое знание у философа будет лишь некомпетентным мнением. Мы вернулись к точке зрения на ИФ как к истории мнений. Обыденный взгляд не может выйти из этого представления о философии. Почему?

 

Обыденный взгляд не видит у философии предмета!  Предмета нет – тупик? Нет, не тупик: предмета нет, но не вообще, а как данного, как существующего независимо от науки философии. Философия имеет предмет, но такой, который не существует до науки философии. Поэтому невозможно определить предмет философии до начала самой философии. Следовательно, чтобы определить предмет философии – философия должна, по крайней мере, начаться.

 

Предмет философии формируется вместе с философией.  Другим наукам до этого не дотянуться – они привыкли исследовать уже имеющийся предмет, а философия исследует – не имеющийся. Образ: физик исследует слона в ярко освещенной комнате; философ – в темной комнате, поэтому, что там узнать заранее нельзя – мудрецы ощупывают разные части по-отдельности и, поэтому слон – это совокупность большого лапуха, колонны и шнурка.  Почему философия имеет историю? Это открытие и определение философами заранее неданного предмета. Мудрецы объединив усилия смогут постичь целое (скептик, догматик и эрудит: слон – это змея лопуховидная и столбообразная). Этот образ не точен, т.к. слон уже есть, на самом деле слона нет, даже, если включить свет. Философы ловят черную кошку в черной комнате, когда ее нет.

 

Это чрезвычайно трудная и драматическая дисциплина.  ИФ – история нахождения предмета философии: каждый философ создает свое определение предмета.

 

В ходе ИФ философия возникает как наука.  Мы не можем относиться к философии, как догматик – человек изобрел, как скептик – что ничего нет и, как прагматик – использовать для внешних нужд.  Итак, философия – есть познание своего предмета, поэтому она не совокупность мнений, а ИФ – история становления философии наукой об этом предмете; история открытия многими философами предмета философии; – это философия в исторической форме – как возникающая философия.  Философия неотделима от своей истории: знать философию нельзя, не зная ИФ, но и знать ИФ нельзя без знания философии. Изучение ИФ должно содействовать разрешению этого действительного противоречия, состоящего в том, что ИФ и философия – одно и тоже, и не одно и тоже.  Попытаемся наметить его решение, сформулировать предварительное понятие ИФ. Почему в ИФ множество учений?

 

Если бы предмет философии был “до” философского познания, то он мог бы быть открыт одним философом, но, т.к. предмета философии не существует до его познания, то каждый философ выдвигает свой взгляд на предмет философии. Каждый из философов претендует на абсолютную завершенность и законченность познания предмета философии. Он является “догматиком” в отношении к себе самому и “скептиком” в отношении к другим.  Это почти чудо, что каждому из них удается как-то определить предмет философии, поймать кошку в темной комнате, когда ее там нет. Каждый думает, что это возможно, и делает это. Благодаря этой иллюзии в каждом философском учении что-то действительно есть от предмета философии, но думать, что он этим определением исчерпывается – неверно. А раз так, то выступает новое учение с новым определением, а прошлое – становится историей. Поэтому по внешнему виду ИФ есть временное господство философских учений – вершина становиться не вершиной.  Единственный философ, который не опровергал других философов – это первый философ, но он отрицал другие, дофилософские взгляды.

Вот на эту внешность опираются догматик и скептик, ибо по внешности все так и есть. а скептик видит лишь отрицание одним определением другого. С точки зрения скептика, пока существуют люди – они будут опровергать друг друга. Завершенность – это иллюзия.  Но, опровержение философа другим философом – не есть абсолютное опровержение. Если бы опровержение было бы абсолютным, то ИФ не было бы и новое определение предмета философии было бы новым лишь по названию. Не было бы развития.  Каждое философское учение не было бы философским, если бы в нем не было бы того философского содержания, которое требовалось бы сохранить. В ИФ осуществляется не только опровержение, но и сохранение того истинного, что было в каждом философском учении. Правы оба, говорящие об одном, но по-разному, если второе есть действительно иное определение одного.  Сохранение предшествующих определений происходит через усвоение истинного содержания в предшествующих учениях. Философия каждого последующего включает в себя истинное в учениях предыдущих философов.  Итак, имеются два противоположных процесса: философия становится ИФ, а ИФ – философией. Единая философия становится многими философскими учениями, но в каждом содержатся все предыдущие учения. Поэтому ни одно философское учение никогда не может быть опровергнуто полностью. В каждом философском учении есть не только нечто преходящее, но и вечное. Как, например, настоящие произведения искусства не стареют. К чему бы я принуждал, если бы обращал внимание только на преходящее? К эрудиции и только.  Поэтому, изучая учение какого-либо философа, мы изучаем именно философию и не для того, чтобы узнать, что было, а для того, чтобы узнать, что есть. Надо искать вечное в философском учении.  Философские учения по этому второму процессу не только различны, но и едины. И это единство не внешнее, а глубоко внутреннее. Все учения, заслуживающие названия философских, являются необходимыми моментами ИФ, но ни одно из них не выражает предмет философии целиком.  Догматик учится только у одного, а о других лишь осведомлен. Скептик же учится лишь всеобщему опровержению учений, не видя сохранения отрицаемого.  Необходимо знать все множество и единство философских учений. Но, на самом деле, здесь не два, а три момента. Самый трудный для понимания – третий момент.  1-ый процесс: философия становится ИФ;  2-ой процесс: ИФ становится философией.  Эти процессы просты, т.к. противоположны, но, и в этом заключается третий момент, в действительности эти противоположные процессы образуют один процесс. Если изображать наглядно – это круг. Это не путь все выше и выше – пусть низшие плачут, т.к. последнее было бы лучшим. ИФ есть круг, а не спираль без начала и конца.  ИФ не безусловный прогресс, а, идя вверх, – идем вниз, а, идя вперед, – назад. Пройдя круг, мы придем не просто к современной философии, а к философии как таковой.  Моменты в ИФ:  1. множество (Ф->ИФ);  2. единство (ИФ->Ф);

3. единство единства и множества (ФИФ).  Нужно иметь в виду, что единство и различия в ИФ не остаются одними и теми же – они развиваются. В начале ИФ различие настолько не развито, что кажется принципиального различия – нет. Философы как бы говорят почти одно. Но также не развито в начале и единство – кажется, что говорят разное.  В ИФ различие и единство развиваются – чем глубже развито различие (чем оно больше) между философскими учениями, тем глубже их единство. Этот процесс идет к тому, что в конце ИФ, когда ее конец совпадет с началом, это глубочайшее внутреннее единство становится явным. Но это происходит только в результате. Это и можно познать, только дойдя до конца. Пока не дойдешь до конца, с необходимостью возникают заблуждения об ИФ.  Моя задача: помочь погрузиться от внешнего различия философских учений к их единству и не утонуть в нем, а подняться к пониманию действительных различий между ними. Одному легко делать только легкое дело – другие мешают, но трудное дело – легче делать сообща. Не нужна помощь тому, кто сам может это сделать или тому, кто хочет познакомиться лишь с поверхностью ИФ.  Только страдая, в исполнении трудного, можно стать другим. Наслаждаясь, человек остается прежним – живу и хорошо. Пушкин: “О, не хочу я други умирать,/ Хочу я жить, чтоб мыслить и страдать”. Настоящая жизнь и состоит в страдании и освобождении мыслью от этих страданий. Человек сначала мыслит по принуждению, не свободно.  Мы должны уловить, что все выступившее многообразие философских учений сводятся в их развитое единство. Поэтому: 1) философия одна для всех времен и народов; 2) ни одно учение нельзя понять, вырвав его из целого ИФ. Следовательно, задачи: прежде всего, познакомиться со многими учениями, а понять их можно только в конце.  В результате все философские учения в ИФ сводятся к одному вопросу: “Что есть Истина?” Истина – вот предварительное наименование предмета философии. Философы занимаются познанием Истины.  Философия могла начаться лишь при стечении воедино 3-х условий:  1. Главное условие. Освобождение от заботы о “хлебе насущном”. Появление свободного времени для занятия философствованием. Философия существует лишь сама для себя, она – свободная наука, не имеющая практической пользы.  2. Наличие политической свободы (демократический строй политических отношений).  3. Свобода совести: религиозная терпимость.      Лекция 2  Историческое начало истории философии  У ИФ два начала: историческое начало ИФ и действительное начало ИФ. Например, для человека: первое – это момент его биологического рождения, второе – начало его самосознания. Действительное начало ИФ – начало ее как способа мышления своего предмета.  Надо сказать, что до Платона мы имеем лишь источники, а не первоисточники. Т.е. оставшиеся в трудах других авторов цитаты и пересказы. Но мы не должны жаловаться на свидетельства: Платон, Аристотель, Секст Эмпирик, Диоген Лаэртский.  Кропотливая работа была проведена немецким филологом Германом Дильсом – он свел все имевшиеся фрагменты в работе “Фрагменты досократиков”. Русские историки философии должны быть благодарны А.О. Маковельскому, сделавшего русский перевод этой работы в 1914 году. Новое издание “Фрагменты раннегреческих философов” I часть вышло в 1989 г.    Работа по реконструкции учений трудна: от Фалеса вообще один фрагмент, это не студенческая работа. Некоторую реконструкцию предлагаю и я, естественно можно спорить.  МИЛЕТСКАЯ ШКОЛА.  ФАЛЕС.  Первым возвысился до некоторого подобия философской мысли. Первым понял необходимость понять единую сущность всего существующего. Дошел стих из поэмы. Да, Фалес писал, как Гомер, а не “прозой презренной”.  О многом говорить не значит мнить разумно.  Единое отыскивать достойно мудреца.  Одно старайся выбрать; тем самым крепко свяжешь  Мужей болтливых речи, лишенные конца.  (перевод с греческого А.Н.Муравьева – В.К.)  Мысль потрясающая: одно есть одно и, если попадешь, то оспорить нельзя. О многом можно спорить: этот об одном, другой о другом – каждый хочет может что-то свое сказать.  Фалес исключил из области интереса ВСЕ, а оставил ОДНО – первое определение предмета философии. Он сориентировал последующих философов на поиски этого одного. Надо найти одно, тогда будет возможность знать все.  Фалес первым дал определение этому одному – вода. Фалес искал нечто первое из всего – первоначало. Первоначало начала не имеет, т.к., если то, что принимали за первоначало – само имеет начало, следовательно, оно не первое и тогда действительное первоначало есть то другое, но все равно – одно, не имеющее начало.

Но одно еще только потом будет названо первоначалом (архе). У Фалеса только обращение к первоначалу. . Это сейчас природа – это то, что за окном, а раньше природа понималась как прародительница, родительница всего. Под природой тогда понималось то, из чего все возникает и во что все исчезает; то одно, что единственно довлеет себе и всегда остается одним и тем же.  Итак, Фалес: “Природа – вода”. Прав? Нет. Но насчет того, что все из одного – прав. Прав, что есть первоначало.  Почему определять первоначало как воду это заблуждение? Во-первых, вода это стихия, нечто определенное, т.к. вода – это не воздух, не огонь, т.е. нечто уже ограниченное, уже нечто. А может ли из этого определенного появиться все? Нет.  И, во-вторых, заблуждение было неизбежно, т.к. самое первое философское определение сделано максимально не адекватным для философии способом – Фалес выбирал, но еще не мыслил, т.е. находил что-то готовым, и из этого выбирал. Нужды мыслить не готовый предмет еще не было.  Конечно, надо понимать, что вода Фалеса – это не обычная вода, а вода как стихия.  АНАКСИМАНДР  Он, не смотря на то, что Фалес был при жизни объявлен мудрецом, высказался против. И это должно быть возможно: внешне – должна быть политическая свобода, свободные граждане имели право говорить то, что считали правильным и внутренне – сам человек должен не подчиняться слепо авторитету – относиться скептически.  Анаксимандр первый заговорил о первоначале как таковом (архе). И постиг, собственно, лишь одно: начало не может быть определенным, уже ограниченным. Начало поэтому есть апейрон, что с греческого значит – беспредельное, бесконечное.  Это вторая точка зрения на первоначало! Она и отрицает предыдущую точку зрения, и развивает ее.  И Фалес, и Анаксимандр оба правы. И не условно: “Ну, ладно Фалес – ты прав”, – а безусловно. Анаксимандр, также, как и Фалес говорит, что первоначало есть, но в отличие от Фалеса дает ему другое определение.  Анаксимандр: “Первоначало – бесконечно”. Прекрасно! Но здесь нас поджидает Анаксимен.  АНАКСИМЕН  Анаксимен: “Первоначало – бесконечный воздух”.

В чем Величие Анаксимена: “Да, перврначало есть”, – соглашался он с Фалесом. “Да, оно бесконечно”, – соглашался он с Анаксимандром.  Вопрос к Анаксимандру: “Первоначало неопределенное, но все, что из него – определенное. Откуда определенность?” Из совершенно неопределенного ничего определенного не может появиться; как тогда оно может быть первоначалом? Нет, это лишь возможное первоначало. Оно должно быть неопределенным, что бы из него возникло ВСЕ, но и определенным, чтобы ВСЕ появившееся было определенным.  Что может сподвигнуть апейрон, т.е. абсолютно неопределенное, неограниченное, как-либо ограничиться? Ничего, а если есть что-то, то тогда это не апейрон и был. Следовательно, чтобы из неограниченного появилось что-то ограниченное (и не как результат внешнего воздействия) – это неограниченное в себе самом должно быть ограниченным, определенным. Таким образом, природа это неограниченное ограниченное, по Анаксимену.  Понятно, что здесь не важно, что это воздух. Неопределенное определенное первоначало Анаксимен лишь выразил через бесконечный воздух. Это образ, милетцы пытались представить себе первоначало. Даже апейрон – образ, только отрицательный. Милетцы первые стали нащупывать предмет философии. Способ – воображение. Это первое рождение философии, когда появиться мысль, тогда будет второе рождение. Философия это мышление об истине.    Лекция 3  Пифагор и пифагорейцы  Первым назвал себя философом: “Я не мудрец (софос), – ибо мудр, по Пифагору, только бог, – а тот, кто только любит мудрость (софию)”. Это тот, кто хочет и стремится быть мудрым, как бог. Кто хочет престать быть просто человеком: обычный человек – это тот, кто – много сплю, много ем и мало думаю. Человеческое ли это?  Пифагор первым назвал мир космосом (с греческого – порядок). Как собственно пифагорово до нас дошло лишь одно положение: “Все вещи подражают числу”. Сам он ничего не писал, не излагал письменно свое учение. Занятия в его школе носили как открытый, так и закрытый характер – были экзотерические и эзотерические. Поэтому сведения о его учении есть лишь в пересказе пифагорейцев – его учеников и последователей. А саму философию пифагорейцев мы имеем в изложении самих пифагорейцев и Аристотеля.    Основные положения философии пифагорейцев:  “Началом всего являются вечные числа”. Пифагорейцами впервые осуществлен отход от представлений, полагающих в качестве первоначала, – стихии. Число – первое мысленное, не чувственное определение, хотя и не вполне мысленное.  Числа по своей природе – ограничивающие и безграничные. Без них ничего бы не было и не было бы порядка, гармонии (т.е. согласованности различного). Число есть сущность всех вещей и гармония чисел есть причина мирового порядка. Следовательно, кто хочет познать все вещи, должен понять природу числа и гармонию чисел.  Что есть число по своей природе? Оно сложное и сложнее анаксименовского начала – бесконечного воздуха.  Определения природы числа, развиваемые пифагорейцами:  монада – единство, одно (вспомним, на познание чего сориентировал всех философов Фалес) или неопределенное единство. Именно потому, что каждое число в себе есть монада – каждое число есть единство, одно. “Два” ведь не расползающиеся “один” и “один”, а “два”, также “три” и т.д.  диада – различие или двойственность. Очень важно, что эти определения не следуют друг за другом случайно, а осознаются пифагорейцами, как необходимо следующие из предыдущих определений. Диада – это не одна монада плюс еще одна монада, ибо откуда еще одна монада приблудилась? Диада есть различие монады от себя самой, это различившееся единство или различенное единство или определение неопределенного. Кто дает это определение? Сама монада определяет себя как диаду. Для того чтобы было два не нужно две монады. Нужно лишь, чтобы монада в себе различилась, стала более определенной.  В школе “два это 1+1” – разве это два? Нет, это один и один, т.е. двЕ, а не двА. Первоклассников учат считать и запоминать. “Сколько будет 1+1?” “Два”, – отвечает первоклассник. “А 1х1?” “Один”. Потрясающе!!!  Что такое настоящая семейная пара? Когда двоЕ есть на самом деле двА, т.е. в себе одно. Это, когда ущипнешь одного, а больно другому. А, если одного щипают, а другому “ну и что”, то они не образовывали пару. Они совместны, рядом, но не одно, а отдельны. И, если они расходятся “как в море корабли”, то разлучение ничего не изменит в них, как, впрочем, прежде ничего не изменило в них их соединение. Точно также общество, народ, человечество есть единство или отдельность составляющих их людей.  Откуда множество? Из единства: нет единства – нет множества. Как здорово: множество из единого! Пифагорейцы снимают всю Милетскую школу. “Все из одного”, – но почему так, милетцы не знают. Все появляется, как из “рога изобилия”. А пифагорейцы уже догадываются: монада только кажется абсолютно неопределенным. Неопределенность есть ее определенность, следовательно, монада – неопределенное определенное, из которого возникает определенное неопределенное – диада.  Диада – это определенная монада или монада положившая себе предел своей беспредельности.  Ни монада, ни диада еще не образуют природы Числа. Число – это только единство (монада)? Нет. Число – это только множество (диада)? Тоже нет. Число – это единство монады и диады – триада.  Что такое Число? Это единство определенного и неопределенного. Это природа количества – оно может быть любым и каждый раз оно определенно.  Милетская школа – качественное первоначало (вода, апейрон, воздух). Пифагорейцы – количественный принцип: он содержит в себе определенность, но как момент – определенность в единстве с неопределенностью.  Будет ли правдой сказать, что число это только “1”? Нет: и “2”, и “3” – также числа. Любое число едино, но если бы любое число не было бы разделено в себе – можно ли было бы его разделить? Нет. В школе учат, что числа делятся, а почему?  Пифагорейцы – создатели математики как науки, а не просто счета: арбуз и арбуз еще вавилоняне могли сложить. Пифагорейцы имели не практическую цель, а выделили число и отношение чисел как самостоятельный предмет. Они занимались познанием необходимых свойств числа как такового.  Могла ли возникнуть наука математика без философии? Нет, математика не возникла сама: считали, считали арбузы, бросили и стали считать числа. С чего бы это? И, как считать без арбузов?!! Палочками? Пифагорейцы впервые уяснили, что такое само число как таковое, а не число арбузов! И тем самым заложили основу математики как науки.

Триада – первое совершенное число, но не самое; истинное единство; истинная, завершенная монада; ; развитое единство.  Тетрада – развитая триада; второе совершенное число, в нем раскрывается природа настоящего различия; полностью раскрыта природа диады; различие единства и различия.  По пифагорейцам, природа подражает тетраде. Тетрада для природы – закон: 4-е стороны света, 4-е измерения, 4-е конечности у животных и т.д.  Декада – совершеннейшее число. Она есть развитая тетрада. Декада содержит в себе все предшествующие моменты определения природы числа (не случайно 1+2+3+4=10). Декада все в себе содержит и все из себя производит – отсюда пифагорейский гимн декаде.  Все не просто существует, но в гармонии: в единстве различного, все различно в единстве. Пифагорейцы не только говорят, что все из числа, но и показывают как:

точка (1) -> прямая (2) -> плоскость (3) -> объем, тело (4). Прямая – это различившаяся от самой себя точка.  Небесные тела в количестве 10-ти. Пифагорейцы шли не от видимого к мысли, а от мысли к реальности тел. Тела уже находятся в движении и в гармонии – гармония небесных сфер.  Душа – триада: а) чувственная – растения; б) рассуждающая – животные (кот, например, вполне рассудителен: мясо легче и спокойней стащить, когда человек уйдет, а пока не ушел нужно подождать; и в этом смысле кот лучше тех людей, кто не может себя сдержать, и хватает, что ему нужно сразу); в) разумная – человек.  Духовные отношения так же подчиняются природе числа: мысль – монада; познание – диада, ибо направлено на одно; мнение пифагорейцы считали числом плоскости (триадой); ощущение – числом тела (тетрада).  Это учение, таким образом, охватывает все, исходя из единого принципа – одного, монады. Но природа вещей у пифагорейцев еще в форме числа, а не в сфере чистой мысли (хотя число уже нечто мыслимое, вне чувственных вещей). Следовательно, это еще не действительное начало философии. Она еще только начинает начинаться – это историческое начало. Почему? Эти начала существуют “до” и “независимо” от мышления. Но вот парадокс: пифагорейцы мыслили то (число), что полагалось ими существующим “до” и “вне” мышления. Вопрос: как же они могли его (число) мыслить? Первоначало не может быть “до” и “вне” мышления, конечно речь не о человеческом субъективном мышлении, но об этом дальше.        Лекция 4  Элейская (элеатская) школа  Ксенофан Колофонский  В поэме Ксенофана “О природе” сформулировано основное положение его учения: “Одно и все”. Его надо понимать не в том смысле, что есть одно и есть все, а в том, что одно и есть все, что существует и больше ничего нет. Одно есть все, что есть; всего нет, а есть только одно. “Одно есть бог величайший из богов и людей, им не подобный ни видом, ни мыслью”, – утверждал Ксенофан.  Бог не похож на богов! Выродок какой-то! В Колофоне его (Ксенофана) не потерпели, и ясно почему: сказать грекам, что не много богов подобных людям (как статуи Зевса, Афины и т.п.), а есть один бог. Это страшные слова по тем временам.  Но эти слова Ксенофана – не простое утверждение. В своей поэме, по свидетельству Аристотеля, Ксенофан постарался показать, из чего они следуют и, что из них следует.  Итак:  Если бог величайший, то один. Если богов два, то либо они не величайшие хотя бы по отношению друг к другу, либо они – одно.  Если есть одно, то неизменно. Почему? Если не неизменно, то откуда-то возникло, а откуда ему возникнуть? Если из такого же, как оно, то возникновения нет, а если из иного, то это тоже не может быть, т.к. иное величайшему – само не величайшее и, следовательно, не может произвести величайшее (как худшее не может произвести лучшее).  Если одно единственно и неизменно, то оно всюду одинаковое, равно самому себе и не есть здесь так, а там иначе.  Раз есть одно единое, то ничего иного нет. Нет ничего иного! Потрясающая мысль: раз есть одно, то ничего иного вообще нет!  Из предыдущего следует: всюду он видит, всюду слышит, всюду мыслит и без труда, помышленьем ума все обнимает. Что обнимает? Если нет иного, то себя самого! Во как.  Рассуждая дальше, Ксенофан пытается определить каково же это единое.  Единое – не бесконечно и не конечно”. Бесконечно то, чего нет, т.к. оно не имеет ни начала, ни середины, ни конца, а то, что есть, имеет это и, следовательно, оно не бесконечно. А конечно то, что ограничено иным. А есть иное? Нет, иного нет, стало быть, единое не конечно. Очень интересное определение.  Оно ни движется, ни покоится. Если движется, то куда? В иное? А иного нет, следовательно, некуда двигаться: все место занято им. Стало быть, одно не движется. Но одно и не покоится, т.к. покоится то, чего нет, ибо ни к нему иное, ни оно к иному не может прийти.  Потрясающе разбивается нефилософский способ представления. Для представления: если движется, то как? Как таракан перемещается, т.е., если движется, то не покоится. А, если стоит, значит, не движется – третьего не дано? Да, – но только для представления!  Мы по привычке представляем, если нас просят: “Представьте себе, что нет ни лесов, ни людей”. И мы, чтобы представить отсутствие чего-либо, сначала должны увидеть это конечное.  Таракан либо движется, либо покоится – это понятно. А не движется И не покоится? Не конечное И не бесконечное? Так какое же?! А вот такое: не конечное и не бесконечное, не движется и не покоится. “Так как же его представить?” – восклицает человек. “Да никак, – ответил бы Ксенофан, – его надо мыслить!” Если мышление как представление не замолчит – философское мышление не начнется. Здесь надо разучиться мыслить представлениями и научиться мыслить в собственном, точном смысле слова.  Что можно сказать о Ксенофане? “Хитрый, гад! Непонятный”, – это истерика, а он остается. Все ступени философии необходимы. И, чувствуя это, Ксенофан в конце поэмы выражает сожаление, что никто не сможет его понять: “Никто не постиг то, что ясно, и никто не постигнет то, что я о богах говорю и о сущем всецелом”.  Истинное одно. Пример из Евангелия: юноша, который хотел идти за Христом, но оставить себе богатство. Если действительно есть одно, то не идти за ним нельзя, а если это одно – не одно, а одно из многих, то это – не истинное одно. А для человека не истинная вера – верить в одно из многих.  Ксенофан вплотную подошел к философскому мышлению, но лишь подошел, т.к. он еще оставался в лоне мифологического отношения к миру – у него еще осталось мифическое представление: одно – это бог. Это представление не было им выведено логически, а просто взято из традиции. Отсюда – и то, что бог не только мыслит, но и видит, слышит.  Парменид  “Великий и надменный Парменид”, как называли его греки.  Основатель первой действительно философской школы. Ксенофан, живя в Элее, спел свою поэму Пармениду.  Будьте внимательны, если не понять Парменида – философия в Вас не начнется! Есть много “философов”, которые пишут целые тома своих мнений. Спорят, кто мнит лучше: “Ты не так мнишь о философии – я мню лучше!” Мнение это или знание можно проверить, спросив: А ты Парменида знаешь?” Если нет, то это – самозванцы от философии.  История сохраняет то, что должно остаться. Сомневаюсь, что кто-то в современности сможет создать нетленную, хотя бы, строку. Парменид жил 25-ть веков назад, и жить ему вечно.  Поэма Парменида так же называется “О природе”.  Начало: юноша хочет знать не больше – не меньше, как истину. Знакомиться с девушками, которые отвозят его, на резвых конях к Дикэ – богине Правды. Первые слова богини на вопрос юноши: “Что есть истина?”, таковы: “Если ты хочешь знать истину – ты должен отринуть ВСЕ легковесные мнения смертных”.  Мнения легковесны – плавают на поверхности вместе с другим добром, которое плавает. Каждый из вас, обратив взор к своей душе, обнаружит богатство. Чего? – мнений, которые вы создали от младенчества до сего момента. Из чего возникают мнения? По Пармениду, источниками мнений являются:  “глаза, ничего не видящие”;  “гулом наполненные уши” – каждый может подойти и сунуть в них свое мнение;  язык – это вообще кошмар: сколько бессмысленных слов нам бесплатно раздают по радио, ТВ, в метро и т.д.  Богиня говорит дальше юноше: “Пусть не принудит тебя многоопытная сила привычки думать глазами, ушами, языком”.  О чем мы думаем: о том, что видим, слышим, говорим. Можно подумать, что здесь пропагандируется страшная вещь: лучше быть слепым, глухим и немым – и будешь мыслить лучше. Нет, конечно! Хотя в Советском Союзе 1960-70-х гг. был опыт воспитания слепоглухонемых от рождения (Мещеряков, Ильенков, Сироткин и др. см. Ильенков Э.В. “Философия и культура”, М., 1991 сс. 30-43).  Конечно, это не необходимо, чтобы начать мыслить и, ради бога, не калечьте себя. Просто выкиньте ВСЕ мнения на том основании, что они дают лишь “картину мира” – внешний вид мира – мира, отдельного от мыслящего. Мнения сообщают нам то, каким мир видится, кажется, а не ЕСТЬ.  В слове “видимость” ощущается обманчивость. Когда я вижу человека, знаю я каков он в действительности? Не так, что внешность бывает обманчива, – она есть обманчива. Именно поэтому “встречают по одежке, а провожают по уму”.  Чему следует наш ум, когда опирается на видимость? На то, чем что-то кажется. Именно потому, что все мнения имеют свой источник в видимости, – их надо отбросить – отбросить ВСЕ. С помощью мнений можно узнать только то, что КАЖЕТСЯ. А то, что ЕСТЬ узнать нельзя.  Что такое человек по мнению? Двуногое без перьев, живущее на суше – общипанный петух какой-то. Можно ли узнать таким внешним образом, что он (человек) есть на самом деле? Нет. “Дельфин – рыба?” “Нет”. “А может рыба, ведь он выглядит как рыба?” “Да, выглядит как рыба, но не есть”.  Человек смотрит и видит, что Солнце вертится вокруг Земли. Смотрит и миллионы лет может видеть, что так оно по-видимости и есть. А, если не так, то он – еретик. Но так ли это на самом деле? Так, если только смотреть, но не мыслить. Он, наивный, видимость принимает за бытие!  Что есть? Дома, улицы – есть? Е-е-есть – говорим мы. Груб наш язык – говорим есть, а всего через тысячу лет глядь – нету! “Где же?” “Были, ” – говорим. А были ли? “Бы-ы-ыли. Но сплыли. Уже нет – кончились”. Так дураков и обманывают: деньги дали – да, видел, да есть, а купить на них ничего нельзя. Так есть деньги-то? Может ли то, что ЕСТЬ – не быть? Нет.  Далее богиня говорит юноше: “Отринь мнения, т.е. то, что запомнил чужое и повторяешь по-привычке и логосом, разумом сам испытай, – т.е. обдумай то, что я сейчас тебе скажу. Если хочешь знать, что есть истина, ты должен понять, что бытие есть, а небытия нет вовсе”. Поэтому быть означает именно быть, а не так, что побыть, а потом престать, исчезнуть в небытие (это не возможно, т.к. небытия нет вовсе).  Какие слова подходят к предметам, которые есть только сейчас? Как назвать то, что ПОКА есть? “Возникающее” и “исчезающее”. Бытие может не быть? Нет, – истинное содержание этого слова, состоит в том, что то, что ЕСТЬ – есть вечно. Все то, что кажется существующим – по истине есть? Нет. Оно лишь КАЖЕТСЯ таковым – это мнимое бытие.  Материалист, разводя руками, скажет: “Нет, это все есть! Осознаем мы это или не осознаем”. Вопрос: “А откуда ты знаешь, что это есть, когда ты этого не осознаешь? От другого, более великого материалиста? А он откуда?” “Вселенная миллионы лет была, когда нас не было”, – отвечает материалист. “Но каково основание для этого утверждения?” Материалист объяснит: “Мы свой опыт теперешнего восприятия переносим в прошлое”. “Это одно воображение, но отнюдь не мысль, ибо об истинности самого этого опыта вопрос не ставиться, т.е. не ставиться вопрос, а дает ли нам восприятие знание о бытии”.  Итак, Парменид противопоставляет мнение и истинное мышление. Мнение – это не ложная картина мира (единственно ложное утверждение, что небытие есть), а иллюзорная; это то, каким мир видится, мнится. Что есть многое? Возникающее, т.е. то, чего ЕЩЕ нет, и исчезающее, т.е. то, что УЖЕ не есть. То, о чем говорит нам мнение “есть” – но не есть по истине. А поэтому, чтобы не блуждать в этом иллюзорном мире, надо оставить обманчивый путь мнения, “путь Ночи” и логически, с помощью мышления, узнать – что ЕСТЬ.  Парменид: состояние видящих и слышащих, но не мыслящих хуже, чем тех, кто не видит, не слышит, но мыслит. Не мыслящие люди без внешних впечатлений не могут прожить и недели – они сходят с ума. Нет пищи для их души. А мыслящий человек – из камеры его будут извлекать, а он скажет: “Подождите, я еще не все подумал”. Пример: один из декабристов провел в одиночной камере 20 лет – его там забыли. Но он не свихнулся – переводил Библию на разные языки – углублялся в мысль.  Самотест: отсутствие необходимости во внешней информации – первый день, когда стали самостоятельны. Поймете, что все многообразие мысли говорит об одном – о бытии (небытия нет и подумать о нем нельзя). Парменид не говорит: бытие есть, а просто ЕСТЬ, для того, чтобы не подумать, что бытия может не быть.  Путь мышления – это истинный путь. Основание этому – то, что мышление уже в первом своем действии обнаруживает истинный предмет, т.к. первая мысль может быть ТОЛЬКО о бытии, а бытие – истина, хотя только в первом определении. Мыслить можно лишь то, что ЕСТЬ в точном смысле этого слова, а таково именно бытие, т.е. сущее как таковое.  Поскольку ЕСТЬ есть, а небытия нет, то бытие, т.е. сущее как таковое:  “не возникает и не исчезает нисколько”;  “цело, единого рода”;  “не движется и бесконечно”;  “не было в прошлом, не будет, а ЕСТЬ – вполне в настоящем, не прерываясь, одно”.  Бытие – это не временное бытие, а вечно настоящее. Что значит, что бытие не имеет отношение к различию времен? Бытие в вечности – бесконечное настоящее, т.е. такое настоящее, которое не становится прошлым.  5. “Ему ли отыщешь источник? Как и откуда расти? Из ничего? Но чего нет – того нет”.  Так бытие впервые предстает в мысли. Далее Парменид пишет: “Могучая необходимость держит его в своих оковах. Оно отовсюду глыбе подобно, на славу скругленного шара”. Хорошо, что подобно, а не само бытие есть этот шар. Парменид здесь от мысли о бытии переходит к образам. Это не должно смущать – мы должны у него поучиться. Поскольку все различия, доставляемые органами чувств, мнимы – бытие есть единый и единственный предмет познания. Именно настоящий философский предмет.  Бытие – первое определение истины.  Бытие – такой предмет познания, который не существует до познания. Бытие не существует до мысли, т.к. оно и есть сама первая мысль. Бытие тождественно мысли – главное у Парменида: Бытие и мысль – неразделимое одно. Мыслимо может быть только бытие, и только бытие может быть первым помыслено. Есть ли различие между мыслью о бытии и бытием бытия? Нет. “Одно есть мышление и то, ради чего оно есть, ” – говорит Парменид.  Мыслимое бытие (бытие тождественное мысли) – действительное начало философии как способа мышления свободного от превратности мнений. Без бытия нет мысли и без мысли нет бытия – это очень важное для философии положение.

Есть ли бытие то, что есть до того, как его мыслят? Мнение говорит: философия есть знание о мире в целом . “Мир в целом” – а-а-а, понятно, – дитя довольно. Это для нежного возраста приходится говорить так. “Мир в целом” коварное представление потому, как , а философ где? Вне мира? Выродок какой-то. Снаружи осматривает мир и хочет охватить его мыслью? От других людей философ отличается не размерами, не надменным видом – он мыслит. Он мыслит что? То, к чему иного доступа нет, т.е. прежде всего – бытие (а вовсе не “мир в целом”).  Бытие – первое осмысленное слово, а не “мама”, “папа” или “гав-гав”. Говорить не мысля, учат с колыбели. Первое СЛОВО сказывается лишь после того, как замолкнут все мнимые слова. И тот, кто не дошел до этого, тот еще не дошел до философии, он лишь на пути к ней. Других ворот, кроме Парменида, в философию – не существует. Это мыслимое бытие знаменует истинное начало философии. Начало мышления предполагает конец мнения.  В этом пункте мы окажемся еще не раз. Начало философии, в некотором смысле, есть ряд постоянных начал. Фалес, Пифагор, Парменид – три первых философа, но в каком разном смысле!  Парменид осознал, что мнимое не есть истинное. Для того, кто начинает мыслить – не миновать противоречия с собой. Этот пункт, содержащийся в учении Парменида, развил его друг и ученик – Зенон Элейский.  Зенон Элейский  Он пустил парменидовское открытие в оборот среди людей. Люди, почувствовав величие этого, шли к нему. Главная задача для Зенона – защита принципа Парменида: есть только бытие – единое, вечное, неподвижное. Зенона называли двуязыким, поскольку он мог говорить и на языке мнения, и на истинном языке. Он был популяризатором, но не сводящим философию к мнению. Философия в его речах к простым людям оставалась философией.  Как же он отстаивал мысль Парменида? Он вставал на точку зрения обыденного сознания или мнения, состоящую в том, что нет единого, а есть многое – возникающее и исчезающее. И показывал, что при ее последовательном проведении возникает множество апорий – безвыходных ситуаций, указывающих, что надо оставить точку зрения мнения.  Противоречие мнения: то, что кажется бытием, признается за само бытие. А что кажется бытием прежде всего? Многое. Оно есть – какая радость. Зенон показывал, что эта точка зрения сама себе противоречит и потому сама себя опровергает. Мнения потому лишь существуют, что люди не продумывают их до конца.  Первая апория.  Допустим, что бытие не одно и не неделимо, что есть только многое, бесконечно многое, – прекрасно. Но, есть ли многое, если нет одного? Ведь каждое из многих – одно. Но мы перед этим утверждали, что: одного нет, а есть только многое. Сами себя высекли. Многого без одного нет – первая победа над мнением.  Вторая апория.  Многого, состоящего из определенных величин, не может быть потому, что каждое из многих, если имеет величину, должно быть или бесконечно большим (делимым до бесконечности, если многое – в нем), или бесконечно малым (если многое – вне него). А если каждое из многих не имеет величины, то оно должно быть ничем, что именно ничто, прибавляясь к другому, его не увеличивает, а, отнимаясь – не уменьшает.  Третья апория.  Если сущее множественно, то одно и тоже оказывается по числу и конечным (ибо сущих столько, сколько есть – не больше и не меньше), и бесконечным (ибо между любыми двумя сущими обязательно есть другое). Следовательно, о многом ничего определенного сказать нельзя. Поэтому лучше мыслить одно.  Апории Зенона о движении.  Первая апория.  Кажется, что есть движение. Почему есть? “Мы его видим”, – говорят. Парменид: “Бытие не движется”. “Как же, – возражают, – вон тараканы – бегают, следовательно, движение есть”. Но вдумайтесь! В том месте, где они есть – они не движутся, а где их нет – тоже не движутся. Так движется ли многое? Нет, получается, что движущееся – не движется. С чем и поздравляем.  Вторая апория.  Мнение, что существует многое без одного, тем самым утверждает бесконечную делимость пространства и времени. Но в этом случае быстроногий Ахилес не догонит черепаху (не Зенон так утверждал, как ему приписывают, а так получается по мнению, не состоятельность которого он показывал). Ибо за то время, пока он прибежит в точку, где она только что была, черепаха успеет хоть немного проползти вперед. Следовательно, если он ее все-таки догоняет, то правда ли, что пространство и время делимо до бесконечности? Правда ли, что нет неделимого, т.е. одного как такового?  По поводу зеноновых апорий о движении А.С.Пушкин написал стихотворение “Движение” (1825):  Движенья нет, сказал мудрец брадатый.  Другой смолчал и стал пред ним ходить.  Сильнее бы не мог он возразить;  Хвалили все ответ замысловатый.  Но, господа, забавный случай сей  Другой пример на память мне приводит:  Ведь каждый день пред нами солнце ходит,  Однако ж прав упрямый Галилей.  Все мы видим движение, но значит ли это, что движение есть для мысли? Нет. И толпа всегда будет радоваться его опровержению хождением, как будто философ дурак и не знает, что можно ходить, двигаться. “Что тут думать-то: тут и так все ясно! Чему он меня учит?” Философия учит только одному – мышлению.  Мысль впервые появляется, когда человек задумывается: “А что, собственно, ЕСТЬ то, что я вижу?” К этому и побуждают апории Зенона Элейского.        Лекция 5  Гераклит Эфесский

Прокрутить вверх