Кобликов а с юридичeская этика учeбник для вузов м издатeльская группа норма 1999 168 с 3 |

Иногда недопустимые приемы получения доказательств пропагандируются в печати под видом борьбы с «отсталыми, консервативными» взглядами и популяризации «нестандартных» (в смысле прогрессивных) методов и приемов следствия.

Так, описывается практика использования эффекта биоритмов при допросах подозреваемых, обвиняемых. Следователь с помощью спортивного психолога определил дни психофизиологической уязвимости обвиняемого и именно в эти дни добился признания обвиняемого. Делаются попытки привлечения к раскрытию пре­ступлений экстрасенсов. Описывается опыт использования кол­дунов и колдуний (они более мягко именуются вещунами и ве­щуньями) для раскрытия тяжких преступлений. Появляются намеки на желательность применения при допросах гипноза. Если трезво оценить суть этих «нестандартных методов», опи­рающихся якобы на современную науку, то в конечном счете они сводятся к добыванию выгодных следователю показаний и, главным образом, признания обвиняемого «во что бы то ни ста­ло». Эти методы давно уже «стандартны», по существу — это методы инквизиционного процесса.

Никто не обязан свидетельствовать против себя самого. Вымо­гательство признания обвиняемого находится в кричащем противо­речии с этой принципиальной правовой и нравственной нормой. Недопустима и противоречит закону практика получения показа­ний любого лица вопреки его воле и желанию, будь то обвиняемый, потерпевший или свидетель, путем насилия, угроз, обмана.  Оценивая попытку опираться на ясновидение и парадиагностику в расследовании, А. Ратинов и В.

Волков не без основа­ний приходят к выводу, что использование помощи сомнитель ных «консультантов» и помощников-предсказателей скорее всего указывает на профессиональную несостоятельность тех кто, ведет следствие *.  * См.: Социалистическая законность. 1991. № 8. С. 31.    Взаимоотношения следователя с обвиняемым, подозревае­мым, другими участвующими в деле лицами не могут основы­ваться на оценке предварительного следствия как состояния борьбы следователя с обвиняемым (подозреваемым), конфликт­ного или бесконфликтного следствия. Нравственное содержа­ние взаимоотношений следователя с гражданами, участвующи­ми в деле, основанное на прочном фундаменте законности, оп­ределяют общие принципы и нормы морали.

Специфические задачи следствия и правовые условия его производства не от­меняют действия общих принципов и норм морали, регулирую­щих поведение людей, их отношение друг к другу.  Нравственное содержание отношений следователя с обви­няемым, подозреваемым, защитником обвиняемого и другими участниками процесса определяется прежде всего безупречным соблюдением следователем норм морали. Нравственный климат следствия зависит от того, насколько последовательно соблюда­ет лицо, ведущее расследование, правовые и моральные нормы. Активность и принципиальность в отыскании истины, объектив­ность и беспристрастность, гуманность, справедливость, безупреч­ная честность, высокая культура общения при строжайшем соблю­дении законности, прав и интересов участвующих в деле лиц — важнейшие нравственные требования к следователю.  Закон возлагает на следователя обязанность разъяснять уча­ствующим в деле лицам их права и обеспечить возможность осу­ществления этих прав.

Следователь должен разъяснять обвиняе­мому, потерпевшему, другим лицам их права таким образом, что­бы они были понятны всякому, не осведомленному в юриспруден­ции. Простое оглашение текста закона (к примеру, ст. 46 УПК обвиняемому или ст. 53 потерпевшему) не есть его разъяснение. На следователе лежит правовая и нравственная обязанность сде­лать все, чтобы тот, кому закон предоставил определенные права, своевременно был о них осведомлен, осознал их содержание и значение и мог со знанием дела ими воспользоваться.  Недопустимо, например, разъясняя обвиняемому право на при­глашение защитника, одновременно убеждать его, что уча­стие защитника вследствие «ясности дела» или по иным при­чинам излишне, или же напоминать, что оплата услуг адво­ката повлечет для обвиняемого или его родственников боль­шие расходы.    Следователь обязан обеспечить участвующим в деле ли­цам возможность осуществления их прав. В том, насколько доб­росовестно он выполняет эту свою процессуальную обязанность, выражается объективность и беспристрастность следователя.

К примеру, закон (ст. 131 УПК) устанавливает, что следователь не вправе отказать подозреваемому и его защитнику, а также потерпевшему, гражданскому истцу, гражданскому ответчику или их представителю в допросе свидетелей, производстве экс­пертизы и других следственных действий по собиранию дока­зательств, если обстоятельства, об установлении которых они ходатайствуют, имеют значение для дела.

Характеристика круга обстоятельств, имеющих значение для правильного расследо­вания дела, дается в законе в общей форме, и следователь в каждом конкретном случае заявления ходатайства принимает решение о его удовлетворении или отклонении, руководствуясь обстоятельствами данного дела, учитывая реальность удовле­творения ходатайства в определенные сроки и другие факторы. Если следователь при этом будет руководствоваться не право­выми и моральными требованиями обеспечить всестороннее, объективное, полное и беспристрастное исследование всех об­стоятельств дела, а какими-либо преходящими или второсте­пенными мотивами (необходимость в кратчайший срок завер­шить следствие, трудности в подборе экспертов и т. п.), то след­ствие окажется односторонним, следователь рискует впасть в ошибку при конструировании окончательных выводов и в итоге допустит беззаконие.

Отказ в ходатайстве без надлежащих ар­гументов или по надуманным мотивам может повлечь за собой далеко идущие отрицательные последствия.  Одним из опасных недостатков следствия, обусловленных отступлением от требований беспристрастности и объективно­сти, является так называемый обвинительный уклон, состоя­щий в том, что следователь разрабатывает одну лишь обвинительную версию, не исследуя и не принимая во внимание то, что этой версии противостоит.

В этом случае все следствие со­средоточивается обычно вокруг одного лица — подозреваемого или обвиняемого, и усилия следователя в значительной мере направляются на получение у обвиняемого признания в пре­ступлении. Такой способ расследования таит в себе ряд весьма нежелательных последствий. Он, прежде всего, может привес­ти к привлечению к уголовной ответственности невиновного, на которого по тем или иным причинам пало подозрение или было возведено обвинение. Разрабатывая обвинительную версию в отношении одного лица, следователь упускает возможности изобличения действительных преступников. А привлечение к ответственности невиновного на предварительном следствии может закончиться и его необоснованным осуждением — край­ним и грубейшим нарушением законности и справедливости.  На следователя возложена обязанность обеспечения прав потерпевшего— лица, которому преступлением причинен мо­ральный, физический или имущественный вред. Защита и вос­становление прав потерпевшего имеют глубокий нравственный смысл. Государство заботится о том, чтобы тот, кто пострадал от преступления, получил необходимое возмещение, чтобы мак­симально смягчить травмы, нанесенные преступлением его чув­ствам, достоинству. Проводником этих идей, заложенных в за­коне, является следователь. От того, насколько внимательно, гуманно и справедливо относится он к потерпевшему, как забо­тится об обеспечении, осуществлении и восстановлении его прав, в значительной степени зависит и оценка деятельности следо­вателя, его нравственный авторитет. Встречающиеся случаи пренебрежительного отношения к соблюдению прав потерпев­шего, мнение, что потерпевший затрудняет и замедляет след­ствие, объективно ведут к нарушению законности, подрывают авторитет следственных органов. Забота о потерпевшем — пра­вовая и нравственная обязанность следователя.  Выше говорилось о таких качествах юриста, как честность, беспристрастность, справедливость и т. д.

Все они должны во­площаться в действиях и решениях следователя, в отношениях его со всеми участниками процесса и другими участвующими в деле лицами.  Особо следует остановиться на вопросе о том, вправе ли следователь использовать обман для достижения целей следст­вия, допустима ли ложь в его общении с подозреваемым, обви­няемым и другими лицами. Сторонники применения «следст­венных хитростей», «следственных ловушек», о которых гово­рилось выше, с рядом оговорок допускают в конечном счете разного рода приемы «введения противника в заблуждение», за что и подвергаются критике. Если же ставить вопрос прямо: имеет ли право следователь обманывать обвиняемого, подозре­ваемого и других лиц, сообщая им заведомо ложные сведения, делая ложные заявления или давая обещания, которые не мо­жет или не собирается выполнять, то ответ, разумеется, может быть лишь отрицательным. Следователь — представитель го­сударственной власти, и вся его деятельность, с кем бы он ни общался, должна отвечать высоким нравственным требовани­ям. Обвиняемый, подозреваемый не несет правовой ответствен­ности за ложь, за сокрытие правды, но такого рода его поведе­ние не может не заслуживать нравственного осуждения. Следователь «правом на ложь» не обладает.  Сейчас при разработке нового уголовно-процессуального за­конодательства было бы весьма полезно вспомнить и воспри­нять блестяще сформулированное в 1864 году Уставом уго­ловного судопроизводства положение: «Следователь не дол­жен домогаться сознания обвиняемого ни обещаниями, ни ухищрениями, ни угрозами, ни тому подобными мерами вымогательства» (ст. 405).

Наконец, следует обратить внимание на необходимость стро­гого соблюдения следователем в общении с участвующими в деле лицами корректности, выдержки, тактичности, независи­мо от того, какое положение в деле они занимают, какие эмоции вызывает у следователя их личность и поведение. Верно пишет об этом Д.

П. Котов: «В отношении любого человека — опасного преступника и обычного скандалиста, рецидивиста и бытового склочника, потерпевшего и просто обиженного — лица, осуще­ствляющие производство по уголовному делу, обязаны быть мак­симально выдержанными, тактичными, хладнокровными, соб­ранными, спокойными, корректными и целеустремленными в осуществлении задач судопроизводства.

И как бы при этом ни велико было эмоциональное и умственное напряжение, как бы ни тяжело было сдерживать гнев по отношению к убийце, насильнику, грабителю, срыв недопустим так же, как недопусти­мы угрозы, грубость, обман, какими бы соображениями и при­чинами они не объяснялись»*.

* Кокорев Л. Д., Котов Д. Л. Указ. соч. С. 46.    2.

Этика производства следственных действий    Следственные действия, в процессе которых следователь получает и проверяет доказательства, регулируются законом на различном уровне детализации. Сам уголовно-процессуальный закон, о чем говорилось выше, в ряде случаев содержит нормы, обязывающие соблюдать требования нравственности. Нравственный критерий в уголовно-процессуальных нормах выражается обычно в форме запретов. Это запрет совершать действия, унижающие честь и достоинство, запрет разглашать сведения об интимных сторонах жизни, запрет домогаться показаний путем насилия, угроз, и иных подобных мер и т. д.* Но и сами положения закона могут допускать различное истол­кование, что наблюдается как в теоретической литературе, так и на практике.  * См: Там же.

С. 99—110.    Поэтому важно определить ряд общих требований как пра­вового, так и нравственного характера, которые относятся ко всем без исключения следственным действиям и соблюдение которых обеспечивает законность и нравственность следствия в целом. Так, Д.

П. Котов считает, что «можно выделить опреде­ленную совокупность нравственных требований, характерных для всех следственных действий, для всей следственной такти­ки. Наряду с принципами справедливости и гуманизма, уваже­ния чести и достоинства граждан в эту совокупность необходи­мо включать как минимум следующие нравственные требова­ния: непримиримое отношение к любым нарушениям буквы и духа процессуального закона, регламентирующего следствен­ные действия; строжайшее соблюдение культуры уголовного процесса; объективность, принципиальность; отсутствие тенден­циозности, предвзятости, недоверия, подозрительности, обви­нительного уклона; стремление не причинять вреда отдельным лицам и коллективам при производстве любых следственных действий»*. С этим перечнем нравственных требований следу­ет согласиться, отметив, однако, разный уровень и пестроту в выборе критериев «помещения в список», а также и то, что некоторые из них допускают весьма широкое толкование (куль­тура процесса) или содержат оценочные понятия (отсутствие подозрительности и др.).  * Кокорев Л. Д., Котов Д. П. Указ.

соч.

С. 110.    Анализ следственной практики показывает, что в ней име­ют известное распространение недостатки в части как соблю­дения закона, так и выполнения этических норм. К ним отно­сятся: обвинительный уклон, связанный с разработкой лишь одной версии; необеспечение прав участвующих в следствен­ных действиях лиц; поверхностное ведение следствия; пассив­ность, приводящая к нераскрытию преступлений; небрежность при производстве следственных действий и их протоколирова­нии. Встречаются и отдельные случаи фальсификации следст­венных материалов. Некоторые из этих недостатков можно объ­яснить низким уровнем профессионализма, малоопытностью следователей, значительная часть которых имеет небольшой следственный стаж. Но наряду с этим нельзя не отметить и недостатки в сфере правового и нравственного сознания: не­развитое чувство профессионального долга; процессуальный нигилизм; дефекты профессиональной совести; низкий уровень общей и правовой культуры и др. Преодоление такого рода недос­татков требует устранения многих объективных и субъективных причин.

Что же касается деятельности следователя при совер­шении любого следственного действия, то она может быть ус­пешной лишь при условии, что, во-первых, обеспечивается стро­жайшее соблюдение процессуального закона; во-вторых, следо­ватель создает здоровую нравственную атмосферу, уважая дос­тоинство всех участвующих в деле лиц, действует объективно.  Рассмотрим далее кратко нравственные требования, кото­рые рекомендуется соблюдать при производстве основных след­ственных действий *.  * Подробный анализ этических аспектов произвобства отдельных следственных действий содержится в названной книге С. Г. Любимова (с.

16—88); см. также: Леоненко В. В. Профессиональная этика участников уголовного судопроизводства.

Киев, 1981. С. 58—75; Кокорев Л.

Д., Котов, Д. П. Указ. соч. С. 99—114.    Допрос является наиболее распространенным следствен­ным действием.

Закон предусматривает следующие виды до­проса: допрос свидетеля, допрос потерпевшего, допрос обви­няемого, допрос подозреваемого, допрос эксперта. Цель любого допроса — получение показаний об обстоятельствах, сущест­венных для дела, но содержание допроса и нравственные про­блемы, могущие возникнуть при его производстве, существен­но различаются. Достаточно сопоставить, например, допрос об­виняемого, не признающего себя виновным, и допрос свидете­ля, дающего добросовестные и подробные показания.

Допрос с психологической стороны представляет собой бе­седу. Ее процедура и условия регулируются законом, а собе­седники находятся в заведомо неравном положении, когда один вправе спрашивать, определяя предмет и приемы беседы, а другой обязан отвечать и притом, как правило, правдиво. Толь­ко обвиняемый и подозреваемый не несут уголовной ответст­венности за заведомо ложные показания.

Цель допроса — получение у допрашиваемого правдивых показаний об обстоятельствах, существенных для дела. Следо­ватель не может ограничиваться простым фиксированием того, что скажет на допросе свидетель, обвиняемый, потерпевший.

На следователе лежит обязанность установить по делу истину, а для ее выполнения необходимы достоверные доказательства, в том числе соответствующие действительности показания доп­рашиваемых. Свидетель, потерпевший, эксперт обязаны дать правдивые показания под угрозой уголовной ответственности.  Получение правдивых показаний при допросе — правовая и нравственная обязанность следователя.  Во время допроса следователь стремится получить от доп­рашиваемого показания обо всех известных тому обстоятельст­вах дела, и при этом правдивые показания, соответствующие тому, что знает допрашиваемый, а также преодолеть ложь, если она имеет место.

Нравственная сторона получения показаний при допросе заложена в уголовно-процессуальном законе. Запрещается до­могаться показаний обвиняемого и других участвующих в деле лиц путем насилия, угроз и иных незаконных мер.  Насилие в целях получения показаний глубоко безнравст­венно и незаконно.

Оно влечет уголовную ответственность доп­рашивающего.  Насилие как способ получения показаний широко применялось в средневековом процессе, где пытка, мучительство допраши­ваемого использовались в целях «приведения к признанию». Физическое и психическое насилие, запрещенное международ­но-правовыми актами и национальным законодательством, фак­тически до сих пор применяется, вопреки закону.

Достаточно упомянуть об американской практике «допросов третьей степе­ни», о публикациях по поводу применения в различных странах при допросах медикаментозных средств, гипноза и т. п.  В Российском государстве признается преступлением и строго карается принуждение к даче показаний путем приме­нения угроз или иных незаконных действий со стороны лица, производящего дознание или предварительное следствие.

А если эти действия соединены с применением насилия или издева­тельством над личностью допрашиваемого, то они влекут весь­ма строгую санкцию. Принуждение к даче показаний путем уг­роз или иного психического насилия и всякое физическое наси­лие при допросах с целью просто получить показания или же показания, желательные допрашивающему, преступно и глубо­ко аморально.  Закон прямо запрещает допрашивающему применять на­силие и угрозы, а также иные незаконные меры. Таково, напри­мер, задержание свидетеля по надуманным основаниям в целях получения от него желательных для следователя показаний. Оно само по себе уже образует состав преступления, преду­смотренного ст. 301 УК. Но нельзя признать законным и всякое другое принуждение лица к даче показаний, домогательство показаний путем мер, аналогичных насилию и угрозам. И хотя закон не расшифровывает сущности «иных незаконных мер», следует прийти к выводу, что имеется в виду всякое воздейст­вие на допрашиваемое лицо, понуждающее его к даче показа­ний вопреки его воле, производимое приемами и способами, не­совместимыми с демократическим правопорядком, правовым ста­тусом личности.

Приемы, грубо нарушающие действующие в обществе нравственные принципы и нормы, в конечном счете нарушают закон.  В свете сказанного следует поддержать развернутую С.

Г. Любичевым критику ряда так называемых тактических приемов, рекомендуемых некоторыми авторами в интересах получения показаний, которые, по мнению допрашивающего, являются правдивыми.

К числу таких приемов относятся, в частности, побуждение обвиняемого к «чистосердечному признанию», хотя закон считает смягчающим ответственность обстоятельством не признание вины, а чистосердечное раскаяние, а также актив­ное способствование раскрытию преступления (п.

9 ст. 38 УК).

Недопустимо разжигание конфликта между «соучастниками», использование отрицательных свойств личности допрашивае­мого или обмана при допросе, в том числе и формирование оши­бочного мнения относительно тех или иных обстоятельств. «Фор­мирование неправильного представления, которое может быть только намеренным, умышленным, есть не что иное, как обман, причем в наиболее изощренной форме», — считает М.

С.

Строгович *.

С. Г. Любичев, как и ряд других авторов, подвергает критике рекомендации «создания напряжения» в ходе допроса путем предъявления многочисленных и не связанных между собой доказательств, разного рода «следственные ловушки» и т. п.  * Строгович М. С.

О судебной этике//Проблемы государства и права на современном этапе. Вып.

7. М., 1973. С. 9.    Ярослав Гашек описал своего рода теоретическую концепцию следствия и тактических приемов, примененных при допросе рядового девяносто первого полка Иосифа Швейка, искавше­го свою часть совсем не в том направлении. Их придерживал­ся путимский жандармский вахмистр, который «никогда не ру­гал задержанных или арестованных, но подвергал их такому ис­кусному перекрестному допросу, что и невинный бы сознался…» — Криминалистика состоит в искусстве быть хитрым и вме­сте с тем ласковым — говаривал своим подчиненным вах­мистр. — Орать на кого бы то ни было — дело пустое. С обви­няемыми и подозреваемыми нужно обращаться деликатно и тонко, но’ вместе с тем стараться утопить их в потоке вопро­сов». Применив к Швейку свою методику, вахмистр пришел к выводу, что тот является…

русским шпионом.    Критикуются также рекомендации о проведении так на­зываемого «эмоционального эксперимента». Сущность послед­него приема, предложенного А. В.

Дуловым, состоит в неожи­данном предъявлении обвиняемому связанной с преступлением материализованной информации (вещественные доказательст­ва, человек и пр.) и наблюдение за эмоциональной реакцией допрашиваемого, которая может быть зафиксирована на ки­нопленку, магнитофонную ленту. Проводя такой эксперимент, сле­дователь наблюдает реакцию обвиняемого и убеждается в пра­вильности своей гипотезы о его причастности к уголовному делу.  Комментируя этот прием, С. Г. Любичев отмечает: «Можно себе представить, какое чувство обреченности и безнадежности может возникнуть у невиновного человека, которого «изобли­чают» таким способом в совершении преступления. Он, не зная, в чем дело, то бледнеет, то краснеет и обливается потом, и все это фиксируется на кинопленку и рассматривается следовате­лем как доказательство вины. Поистине трудно вообразить, ка­кое уродливое и безнравственное судопроизводство было бы по­рождено подобными методами. Несомненно, что все эти приемы, основанные на предвзятом отношении к обвиняемому, представ­ляют не что иное, как психическое насилие, и их применение про­тиворечит нравственным основам уголовного процесса» *.  * Любичев С.

Г. Указ. соч.

С. 41.

К числу незаконных и безнравственных приемов допроса относится постановка наводящих вопросов. Наводящий вопрос, содержащий в своей формулировке желательный для спраши­вающего ответ, внушает допрашиваемому информацию, кото­рой он во многих случаях не располагает, и крайне опасен для установления истины. Но постановка наводящих вопросов и без­нравственна, так как противоречит требованию объективного, беспристрастного следствия. Следователь, спровоцировавший наводящими вопросами неправильные, не соответствующие дей­ствительности ответы, впоследствии оказывается вынужден искать выход из ситуации, которую сам же и создал, если убе­дится в ошибочности своей версии. Но еще хуже, если послед­ствием неправильных методов допросов явятся необоснованные выводы по делу, привлечение к ответственности невиновного.  В процессуальной и криминалистической литературе раз­работана классификация видов вопросов, которые следует ста­вить при допросах в интересах получения достоверной инфор­мации. Вопросы могут быть дополняющими, напоминающими, контрольными, уточняющими, вспомогательными и т. д. Одновременно не рекомендуется задавать наводящие вопросы, «улав­ливающие» вопросы, «оскорбительные» вопросы. По-разному оцениваются «косвенные» и «условные» вопросы.  Общими требованиями к любым вопросам, которые ставятся при допросе, следует считать безусловный запрет в какой бы то ни было форме подсказывать желательный допрашивающе­му ответ и недопустимость постановки вопросов, по форме и содержанию унижающих достоинство допрашиваемого.  К числу небезупречных в правовом и нравственном отно­шении приемов допроса относят допрос с выходом на место происшествия в случаях, когда он заведомо не может дать но­вых доказательств. Допрос свидетелей и потерпевших, произ­водимый на основании оглашения показаний других лиц, также нарушает общий запрет задавать наводящие вопросы и право свидетеля давать показания свободно, сообразуясь со своей со­вестью, и о том, что он лично знает.  М. С. Строгович характеризовал практику оглашения доп­рашиваемым свидетелем показаний других лиц как насилие над совестью свидетеля.

Допрос во всех случаях должен производиться с соблюде­нием общих требований к культуре поведения должностного лица. Официальность, корректность, вежливость, внимание к лицу, дающему показания, уважение к его личности в соответ­ствии с занимаемым в деле положением, но во всех случаях без попыток унизить достоинство — обязательные требования к допрашивающему.  В ряде литературных источников можно найти рекоменда­ции о способах установления психологического контакта с доп­рашиваемым, чтобы расположить его к следователю и побу­дить к даче правдивых и откровенных показаний. Однако, поль­зуясь такими рекомендациями, следователь во всех случаях обязан исходить из того, что по своему правовому статусу он является представителем власти и действует официально, в рамках закона. Поэтому при допросе не должны допускаться панибратство, приспособление к допрашиваемому в целях на­лаживания «взаимопонимания».

Такого рода манера общения с подследственным осмеяна Ильей Ильфом и Евгением Петровым в «Золотом телёнке». — «Вам, Шура, я все скажу как родному, — заявил Паниковский, обра­щаясь к Балаганову. Со времени последней беседы с субин­спектором уголовного розыска к Балаганову никто не обращался как к родному. Поэтому он с удовлетворением выслушал слова курьера и легкомысленно разрешил ему продолжать… »  При допросе, как и при любом общении с участвующими в деле лицами, следователь обязан соблюдать определенные пра­вила речевого этикета, вежливую форму обращения. Нельзя обращаться к допрашиваемому на «ты», независимо от того, кто допрашивается.

Исключение может иметь место лишь в отно­шении малолетних. При допросе допрашивающий и допраши­ваемый находятся в неравном положении. Но это тем более не дает следователю права вести допрос грубо, невежливо, под­черкивая свое превосходство.  Автор книги о речевом этикете по поводу формы обращения пишет: «Среди взрослых неравноправное ты (когда человек обращается на ты, а в ответ требует лишь вы)—проявление крайней невежливости, противоречие самим основам нашего общества». (Гольдин В. Е.

Речь и этикет. М., 1983. С. 73.)  В УПК нет прямого указания о форме обращения следова­теля к другим лицам. Но из всего содержания УПК ясно, что следователь Обязан обращаться ко всем гражданам на «вы».

Протоколирование допроса должно производиться в соот­ветствии с законом «в первом лице и по возможности дослов­но». Отступления от этого требования имеют определенную нрав­ственную окраску и могут повлечь за собой нежелательные эти­ческие последствия. Если допрошенный, ознакомившись с про­токолом, обнаруживает, что его показания в той или иной сте­пени искажены, записаны не полностью, он утрачивает доверие к следователю, что, естественно, сказывается на нравственной оценке личности следователя, его авторитете. При этом не име­ет существенного значения, сознательно ли следователь иска­зил или неполно записал показания допрошенного. Разумеется, умышленно неправильное фиксирование показаний в протоко­ле -— глубоко аморально и противозаконно.  Протокол во всех случаях должен быть полным и точным. Спор по поводу правильности протокола между следователем и допрошенным крайне нежелателен. Если же допрошенный про­сит занести в протокол уточнения и поправки, то отказать ему в этом следователь не вправе.

При решении вопроса о проведении очной ставки следо­ватель наряду с тактическими соображениями учитывает и оп­ределенные нравственные нормы. В частности, во многих слу­чаях нравственно недопустима очная ставка между взрослым и несовершеннолетним (в особенности с малолетним), очная став­ка между обвиняемым, подозреваемым и потерпевшим, только что перенесшим тяжелую эмоциональную травму.

Очная став­ка, проводимая между тем, кто не может дать показаний о фактах, интересующих следователя, и тем, кто о них подробно рас­сказал (между подозреваемым, который заявил, что не помнит об определенных обстоятельствах, и потерпевшим, например), не имеет законных оснований. Но она, кроме того, содержит элементы воздействия на личность одного из допрашиваемых, ограничивая его свободу в определении линии своего поведения и право не свидетельствовать против себя самого.  Очная ставка проводится при наличии противоречий в по­казаниях ранее допрошенных лиц. Готовясь к очной ставке, сле­дователь обычно имеет определенное мнение о том, кто из ее участников ранее дал правдивые показания. Однако подготовку к очной ставке ее будущих участников нельзя превращать в «натаскивание» того, кому следователь доверяет. Допустимо лишь сообщить о наличии противоречий с показаниями другого лица и о решении провести очную ставку.  Во время очной ставки следователь обязан воздерживать­ся от проявления своего отношения к показаниям допрашивае­мых, избегать наводящих вопросов в любой форме.

Осмотор места происшествия, казалось бы, не может вы­звать каких-либо нравственных коллизий или осложнений, так как здесь обязательные участники — только следователь и по­нятые. Однако и это следственное действие сопровождается общением с различными людьми и имеет нравственные аспекты.

Достаточно хотя бы рассмотреть нравственную сторону осмотра в жилом помещении, который означает проникновение в жилище и определенное вмешательство в личную жизнь. Не случайно ст.

25 Конституции России предусматривает, что про­никновение в жилище, если оно происходит против воли про­живающих в нем лиц, должно производиться в соответствии с судебным решением.

Осмотр в жилом помещении не должен подменять обыск. Следователь обязан ограничиться обследова­нием только тех объектов, которые непосредственно относятся к происшествию.

В процессе осмотра места происшествия, местности и по­мещений, который производится с участием понятых, часто специалиста, нередко представителей милиции, важно обеспе­чить правильные взаимоотношения со всеми присутствующи­ми при осмотре. Следователь руководит действиями всех уча­стников осмотра, принимает меры к удалению посторонних с места происшествия.  Обнаруженные при осмотре факты, относящиеся к интим­ным сторонам жизни тех или иных лиц, не подлежат разгла­шению.  Труп с места происшествия следует удалять как можно скорее после завершения осмотра; при этом недопустимо бес­церемонное, грубое обращение с телом. Не вызванное необхо­димостью обнажение при посторонних тела погибшего также нежелательно.  Эксгумация трупа должна производиться при самом огра­ниченном круге участников. Понятые должны быть извещены о характере предстоящих действий. Их рекомендуется пригла­шать из числа сотрудников кладбища.  Освидетельствование — осмотр тела человека в целях об­наружения на нем следов преступления или особых примет — требует особого внимания к нравственной стороне его соверше­ния. Как отмечалось выше, процессуальные нормы, регулирую­щие порядок производства освидетельствования, в значитель­ной части прямо обусловлены необходимостью охраны общест­венной морали. Следователь не присутствует при освидетель­ствовании лица другого пола, если оно сопровождается обнаже­нием; понятые в этом случае должны быть того же пола, что и освидетельствуемый, и т. д. Участие в освидетельствовании врача надо признать желательным практически в большинстве слу­чаев. Закон запрещает действия, унижающие достоинство освидетельствуемого лица. Но сам осмотр тела, сопровождающийся обнажением, может быть воспринят лицом как унижение, что нельзя признать безосновательным. Поэтому от следователя требуется особый такт, терпеливое разъяснение цели и значе­ния освидетельствования.

Фотографирование тела, особенно частей, обычно скрываемых одеждой, должно производиться с согласия лица.

Существен вопрос о возможности принудительного осви­детельствования. Некоторые авторы полагают, что принудитель­ное освидетельствование подозреваемых, обвиняемых, потер­певших и свидетелей допустимо, так как необходимо в интере­сах установления истины и борьбы с преступностью*. Но про­тив этого мнения приводятся веские соображения, основанные на том, что принудительное освидетельствование можно рас­сматривать как физическое насилие.

Следует согласиться с мнением, что принудительное освидетельствование обвиняемо­го и подозреваемого возможно лишь в исключительных случаях и только после того, как следователь принял все необходи­мые меры для того, чтобы убедить обвиняемого или подозре­ваемого в необходимости освидетельствования. Свидетель и по­терпевший не могут подвергаться принудительному освидетель­ствованию**.  * См.: Жалинский А.

Э. Освидетельствование в советском уголовном про­цессе. Львов, 1964. С. 30—31. Авторы Комментария к Уголовно-процессуальному кодексу РСФСР 1985 года издания, которым широко пользова­лись практические работники, также не видят проблемы в принудитель­ном освидетельствовании любого лица (см. с. 304—305 Комментария).

** См.: Любичев С. Г. Указ. соч. С. 57.    Среди других следственных действий по собиранию дока­зательств обыск, пожалуй, в наибольшей степени стесняет права гражданина и требует особо четкого соблюдения нравственных норм, вытекающих из закона или им обусловленных.

А. Ф. Кони писал об обыске: «Эти следственные действия до такой степени вносят смуту в жизнь честного человека и в отношение к нему окружающих, что должны быть предпри­нимаемы с большой осторожностью». (Кони А. Ф.

Избранные произведения.

М., 1959. Т. 1. С. 607.)  Обыск производится тогда, когда для этого есть достаточ­ные правовые основания, когда он необходим по обстоятельст­вам дела и, следовательно, нравственно оправдан. Незаконное производство обыска — грубое нарушение конституционных прав гражданина. Из ст. 25 Конституции Российской Федера­ции следует, что для производства обыска необходимо полу­чить разрешение суда, что означает, в частности, повышение ответственности за необоснованный обыск.  Обыск без соответствующего разрешения по причине его безотлагательности, обыск в ночное время по той же причине допускается лишь тогда, когда получение разрешения затруд­нено или же промедление с обыском может сделать его безре­зультатным.  Следователь обязан обеспечить присутствие лица, у кото­рого производится обыск, или других лиц, указанных в ст. 169 УПК.

Одновременно необходимо принять меры к тому, чтобы дети, проживающие в помещении, были удалены и размещены в дру­гом месте. Если в семье находятся больные, то их следует изо­лировать таким образом, чтобы обыск не мог непосредственно влиять на их состояние.  По поводу круга понятых при обыске в литературе можно встретить различные рекомендации.

Но представляется наибо­лее правильным приглашать понятых из числа граждан, не зна­комых с обыскиваемым, и не его соседей.  Часть 3 ст. 170 УПК предусматривает право следователя ограничиться при обыске предложением выдать объекты, имею­щие значение для дела, и при условии их добровольной выдачи      не проводить дальнейших поисков, если нет оснований опасаться сокрытия разыскиваемых предметов и документов. Использо­вание такого порядка в соответствующих случаях позволяет избавить обыскиваемых от не вызывающегося необходимостью стеснения их прав.  Предметы и документы, относящиеся к интимным сторо­нам жизни граждан и не имеющие отношения к делу, не долж­ны предъявляться другим лицам, в том числе понятым.

Также не оглашается не относящаяся к делу личная переписка.  В процессе производства обыска не следует торопиться со вскрытием запертых помещений и хранилищ, не приняв мер к тому, чтобы они были открыты добровольно. После обыска, вы­зывающего, как правило, беспорядок в жилище, необходимо принять меры к восстановлению обычного состояния.  Обыск всегда сопровождается эмоциональным напряжени­ем. Он требует повышенной выдержки и такта со стороны сле­дователя.  Независимо от результатов сам факт производства обыска у гражданина бросает тень на его репутацию. Поэтому справед­ливо мнение о необходимости какой-то реабилитации таких лиц. В. В. Леоненко в качестве одного из вариантов предлагает офи­циальное уведомление местных органов власти, жилищных ор­ганов, организаций, где работают эти лица о их непричастности к преступлению *. Правда, юридическая процедура такого уве­домления не разъясняется.  * См.: Леоненко В. В. Указ. соч.

С. 71.

При предъявлении для опознания лица соблюдение право­вых и нравственных норм способствует получению объектив­ных результатов этого важного следственного действия.

В то же время их нарушение чревато серьезными последствиями (например, ошибочное опознание невиновного в качестве пре­ступника).  Лицо предъявляется для опознания в группе других лиц, по возможности сходных с ним по внешности. Следователю над­лежит получить согласие посторонних лиц, так называемых статистов, на их участие в составе группы, предъявляемой для опознания. Далеко не каждому приятно или хотя бы безразлич­но стоять в одном строю с подозреваемым в преступлении, бу­дучи похожим с ним по внешности, да еще с риском быть по ошибке «узнанным» в качестве преступника.  Предъявление для опознания больших групп людей (на­пример, строя подразделения военнослужащих), не обладающих внешним сходством, не только не способствует эффектив­ности опознания, но недопустимо в нравственном плане.

В по­добной ситуации опознающий оказывается перед строем лю­дей, настороженно и, надо полагать, негативно к нему относя­щихся, он подвергается усиленному эмоциональному воздейст­вию. С другой стороны, весь строй предъявляемых лиц оказы­вается, как правило, в роли возможных объектов опознания, подозреваемых.

Закон запрещает постановку опознающему наводящих во­просов.

Но не менее опасны «наводящие действия» (например, когда до опознания опознающему показывают лицо, которое предстоит опознавать).

Всякого рода ориентирование опознаю­щего в том, кого желательно опознать, — грубое нарушение закона, ведущее к фальсификации доказательств.

Оно, конеч­но, и безнравственно.  Вся организация предъявления для опознания должна спо­собствовать тому, чтобы опознающий действовал без принуж­дения или внушения, чтобы объективность и беспристрастность проводящего его следователя не оставляли ни у кого сомнений.  Выше были рассмотрены нравственные аспекты производ­ства основных следственных действий по собиранию доказа­тельств. Общие нравственные требования едины для всех дру­гих следственных действий: безупречное следование закону, объективность, уважение достоинства участвующих в деле лиц, добросовестность, причинение минимального вреда имуществу или другим благам, если этого невозможно избежать. То же касается следственного эксперимента, наложения ареста на имущество, выемки, получения образцов для сравнительного исследования. Новые нравственные проблемы возникают при контроле за телефонными и иными переговорами, который пока законом урегулирован недостаточно.  Протоколирование следственных действий регулируется законом. Ход и результаты каждого следственного действия должны быть отражены в соответствующем протоколе. Закон достаточно определенно формулирует правовые требования, обеспечивающие объективность и полноту каждого протокола. Если следственное действие было произведено, то следователь обязан составить об этом протокол, независимо от того, дало ли это следственное действие результаты, на которые рассчиты­вал следователь. Уклонение от составления протокола допроса, очной ставки, обыска или иного следственного действия проти­воречит закону. К примеру, если следователь в результате до­проса получил данные, опровергающие версию, которую он считает истинной, и не составил протокола такого допроса, утаив таким образом существенные для дела данные, то он совершает незаконный и аморальный поступок.  Каждый протокол следственного действия должен быть полным, точным и объективным. Все содержащиеся в нем све­дения должны соответствовать тому, как проходило следствен­ное действие и какие фактические данные были получены в процессе и результате его проведения.  Например, в протоколе допроса свидетеля его показания в соответствии с законом должны быть записаны «в первом лице и по возможности дословно».

Это не значит, что следователь обязан заносить в протокол и те показания, которые заведомо не относятся к делу. Но недопустимо опускать часть показаний, в которых свидетель рассказывает о других преступлениях об­виняемого или прочих лиц, по поводу которых у следователя ранее отсутствовали данные.

Следователь не заносит в протокол вульгарные, жаргон­ные выражения, если их дословное цитирование не является необходимым.  Показания должны фиксироваться в протоколе максимально точно, с сохранением стиля и манеры речи, присущей допра­шиваемому. Между тем своего рода «редактирование» показа­ний при занесении их в протокол — застарелый и распростра­ненный недостаток.  С. А.

Голунский еще в 1942 году писал о результатах анализа протоколов допросов свидетелей, проведенного прокуратурой РСФСР. В результате сопоставления протоколов допросов по аналогичным делам выяснилось, что, если верить протоко­лам, старый профессор математики, актриса театра оперет­ты, ломовой извозчик, неграмотная старуха-домохозяйка и 12-летний школьник говорят одинаково. (См.: Голунский С. А. Допрос на предварительном следствии. Ашхабад, 1942.

С. 109—110.) И в наше время можно встретиться с подобными фактами, разве что вместо извозчика в деле будет фигурировать води­тель такси.

Всякого рода отступления от требований закона о точной и объективной фиксации в протоколах следственных действий полученных данных, искажения или умолчание о существен­ных обстоятельствах — безнравственны. Они, по сути, означа­ют фальсификацию следственных материалов.    Глава VII  Нравственные начала осуществления правосудия  1. Нравственные требования к деятельности судебной власти    Выше говорилось, что все законодательство о суде и судо­производстве наполнено нравственным содержанием, служит защите нравственных ценностей.  Закрепление в ст.

10 Конституции Российской Федерации принципа разделения властей и самостоятельности судебной власти наряду с властями законодательной и исполнительной создает нормативную и идейную базу для формулирования нравственных требований к представителям судебной власти. Судебная власть, действующая в сфере социальных и межлич­ностных конфликтов, образующая необходимый компонент в системе «сдержек» и «противовесов», должна отвечать высоким нравственным стандартам, оправдывать ожидания общества.

Важнейшее требование к деятельности судебной власти — справедливость. Обществу и каждому человеку нужен суд только справедливый, стоящий на стороне правды, ее активно защи­щающий и выражающий в своих решениях.  В уголовном процессе, где речь идет о преступлении и на­казании, о защите от преступлений важнейших благ личности, справедливость приобретает повышенное значение.

Несправед­ливый суд может причинить огромный вред как отдельному человеку, так и всему обществу.

В российской истории 30-х и последующих годов нашего века суды часто использовались как орудия незаконной расправы с невиновными. В период массо­вых репрессий по приговорам судов были уничтожены сотни тысяч тех, кого называли «врагами народа», истреблялись ни в чем не виновные люди. Суды служили юридическим прикры­тием чудовищной несправедливости, творимой государственной властью. Несправедливый суд всегда осуждался обществом.

С его деятельностью связывались многие негативные явления.

Иван Посошков (1652—1726), известный как сторонник пре­образований Петра I, писал: «Все пакости и непостоянство чинятся у нас от неправого суда».

Судебная власть оценивается как справедливая тогда, ко­гда она применяет законы, признанные обществом справедли­выми, разрешает дела, установив истину, достоверно выяснив их фактические обстоятельства, принимает решения в соот­ветствии с познанными фактами и требованиями закона. Спра­ведливый суд — это суд, где виновный обоснованно подверга­ется заслуженному наказанию, а невиновный обязательно оп­равдывается.  Требование к судебной власти быть справедливой отно­сится не только к ее решениям окончательного характера, но и ко всей ее деятельности с момента, когда дело поступило в ее распоряжение. Справедливость выражается и в обеспече­нии равенства всех, кого затрагивает судебная деятельность, и в соблюдении прав участвующих в деле лиц, и в обоснован­ности и законности промежуточных решений «процедурного» характера.

Судебная власть должна быть равной для всех. Это нрав­ственное требование, по сути, выражает уравнительный аспект справедливости. Однако требование обеспечения равенства в суде настолько важно, что оно специально выделяется законо­дательно и фигурирует в нравственном сознании общества.  Требование равенства в суде России законодательно за­креплялось издавна, провозглашалось и в нормативных актах Петра I, Екатерины II, Александра II, и в конституциях, прини­мавшихся в разное время. Однако обеспечение реального ра­венства в суде, равных реальных возможностей отстаивать свои правя перед судом людей, занимающих разное социальное, слу­жебное, имущественное положение, остается проблемой и сегодня.  Судебная власть должна быть объективной и беспристра­стной. Суд необъективный, тенденциозный не способен осуще­ствить правосудие. Он извращает саму идею правосудия и мо­жет превратиться в орудие произвола. Особенно опасна необъ­ективность под влиянием каких-либо сил, стремящихся воз­действовать на судей.  В свое время французский судья сказал королю, просившему оказать ему услугу: «Ваше величество, суд постановляет при­говоры, а не оказывает услуг».  Беспристрастность судебной власти, проявляющаяся в от­сутствии приверженности к какой-либо из сторон, способности равно относиться к их притязаниям и личности и действовать лишь в интересах истины и справедливости на основании зако­на и совести — фундаментальное требование нравственного и правового свойства. Судебная власть, не способная или не стремящаяся действовать беспристрастно, не заслуживает доверия общества.

Те, кто ее олицетворяет, в этих условиях лишаются авторитета и морального права судить других.  Судебная власть должна быть компетентной.

Компетент­ность можно характеризовать в одном из ее значений как вы­сокий профессионализм судей, глубокое знание ими законов, требований профессиональной этики, неуклонное следование им, умение правильно разобраться в той или иной, иногда слож­ной и запутанной ситуации. Она включает и большой жизнен­ный опыт, опыт применения законов, юридической деятельно­сти еще до принятия на себя обязанностей судьи. Судья дол­жен иметь высшее юридическое образование. Однако без по­стоянного совершенствования своих знаний, повышения юри­дической и общей культуры судья неминуемо окажется от­ставшим от требований, которым должен отвечать представи­тель судебной власти, сделается некомпетентным. Между тем люди, чьи судьбы решает судья, чьи права и интересы зави­сят от его решения, вправе требовать правосудия «высокого качества».  Каждый судья должен быть профессионалом высокого класса. Все судьи в Российской Федерации обладают единым статусом (ст. 2 Закона о статусе судей в Российской Федера­ции).

Но одновременно тот же закон разделяет судей на ква­лификационные классы в зависимости от занимаемой долж­ности, стажа работы в должности судьи и иных обстоятельств. В соответствии с Положением о квалификационной аттеста­ции судей они разделяются на шесть квалификационных клас­сов. Материальное обеспечение судей зависит, в частности, от их квалификационного класса. Квалификационный класс су­дьи влияет и на оценку уровня его профессионализма. Пред­ставляется, что существующий порядок не безупречен в нрав­ственном плане и не способствует охране авторитета судей. Он может подрывать доверие к судьям «низших» классов, хотя они, как правило, высокопрофессиональны.

Что касается раз­меров материального обеспечения, которое, естественно, не может быть равным для всех, то их можно определять спра­ведливо на основе других показателей.  Более конкретно о нравственных требованиях к судебной власти и ее представителям уже писали ряд авторов *. Эта тема также будет рассматриваться ниже.

* О нравственных основах правосудия см.: Проблемы судебной этики/Под ред. М.

С. Строговича.

С. 174—180; Кокорев Л. Д., Котов Д.

П. Этика уголовного процесса: Учебное пособие.

Воронеж, 1993. С. 115—150.  2. Роль судьи, председательствующего по делу, в обеспечении нравственного характера разбирательства дела  Нравственные отношения между судьями возникают в про­цессе судебного разбирательства, осуществляемого коллегиаль­ным судом. Судебное разбирательство— решающая стадия уго­ловного процесса, где непосредственно осуществляется уголов­ное правосудие. Именно на этой стадии в условиях гласного процесса исследуется с участием сторон уголовное дело и при­нимаются решения о судьбе подсудимого, об обоснованности притязаний потерпевшего и гражданского истца о восстановле­нии нарушенных прав.  Длительный период разбирательство уголовных дел осу­ществлялось на началах коллегиальности. Ни одно уголовное дело, начиная с дел по обвинению в тяжких преступлениях и кончая делами, которые могли закончиться приговором к не­значительному штрафу или общественному порицанию, нельзя было рассматривать единолично. Суд первой инстанции действо­вал только в составе одного судьи и двух народных заседателей.  Дифференциация порядка судопроизводства в последние годы повлекла за собой изменение состава суда, осуществляю­щего правосудие по уголовным делам. По состоянию на начало 1998 года суд первой инстанции рассматривает уголовные дела как коллегиально, так и единолично. Производить судебное раз­бирательство и постановлять приговор могут: один профессио­нальный судья; один профессиональный судья и два народных заседателя; три профессиональных судьи; один профессиональ­ный судья и двенадцать присяжных заседателей. Уголовные дела о преступлениях, за которые уголовным законом преду­смотрено максимальное наказание в виде лишения свободы на срок свыше пятнадцати лет или более строгое наказание, рас­сматривает коллегия в составе трех судей. Не вдаваясь в суще­ство аргументации в пользу единоличного осуществления пра­восудия по определенным категориям дел, следует все же от­метить, что коллегиальный суд в принципе в большей степени гарантирует принятие взвешенного и справедливого решения — конечно при условии, что коллегиальность является неформаль­ной, недекоративной. Кроме того, единоличное осуществление правосудия по уголовным делам означает отстранение населе­ния от участия в правосудии.

Между тем ст. 32 Конституции России 1993 года устанавливает право граждан Российской Федерации участвовать в отправлении правосудия.  Единоличное рассмотрение уголовных дел по зарубежному законодательству допускается, а в России предусматривалось обычно лишь по делам о менее тяжких преступлениях, влеку­щих соответственно менее строгие наказания, что разумно и исходит в конечном счете из признания коллегиального суда более гарантирующим правосудность разрешения дела.  В соответствии с «Уставом о наказаниях, налагаемых миро­выми судьями» от 1864 г. мировой судья мог налагать следую­щие наказания: 1) выговоры, замечания и внушения; 2) де­нежное взыскание не свыше трехсот рублей; 3) арест не свы­ше трех месяцев и 4) заключение в тюрьме не свыше одного года (ст. 1). Законом от 29 мая 1992 года Верховный Совет РСФСР предоставил возможность судьям единолично рассмат­ривать значительное число уголовных дел, в перечне кото­рых упоминалось свыше 70 статей Особенной части УК, а, кроме того, еще 67 статей УК перечислялось в списке пре­ступлений, дела о которых судья также единолично рассмат­ривает, но с согласия обвиняемого.

И при коллегиальном, и при единоличном разбирательстве уголовных дел судья по должности председательствует в су­дебном заседании. И именно он обязан обеспечить как строгое соблюдение закона, так и высоконравственный ход и результат судебного разбирательства. Конечно, некоторые нравственные проблемы, которые приходится решать в коллегиальном суде, отличаются от тех, которые стоят перед единоличным судьей. В то же время руководство судебным заседанием в пределах предписанной законом процессуальной процедуры неизменно остается за председательствующим, который вступает в нрав­ственные отношения со сторонами, другими участвующими в деле лицами, а при коллегиальном слушании дела —также и с судьями, народными заседателями или присяжными заседате­лями.  При рассмотрении уголовного дела с участием народных заседателей последние пользуются правами судьи и все вопро­сы суд разрешает простым большинством голосов (при равен­стве голосов председательствующего и каждого народного за­седателя). Народные заседатели, в отличие от председательст­вующего, как правило, недостаточно глубоко сведущи в праве. Но они обладают жизненным и профессиональным опытом в определенной области, избавлены от профессиональной дефор­мации, которая может угрожать судье и сказаться на его пове­дении и выводах по делу; Во взаимоотношениях в составе про­фессиональной коллегии судей также должны соблюдаться определенные нравственные нормы, выработанные многолетней практикой.  Председательствующий обязан заблаговременно ознакомить каждого народного заседателя с материалами дела, разъяснить сущность закона, по которому обвиняется подсудимый, а также права народного заседателя. При этом судья не вправе внушать народным заседателям собственное мнение по вопросам, подле­жащим компетенции коллегии суда. Следует также разъяснить личную ответственность народного заседателя за участие в ис­следовании дела и его справедливое разрешение.  Народным заседателям разъясняются положения закона об основаниях отвода судьи и необходимость заявить себе са­моотвод, если имеются основания, могущие вызвать сомнение в беспристрастности судьи. Убедившись, что таковые имеются, председательствующий в установленном порядке вызывает дру­гого народного заседателя, который также готовится к разби­рательству дела.  В ходе судебного разбирательства председательствующий предоставляет каждому народному заседателю возможность свободно высказать свое мнение при принятии судом решения, а также участвовать в исследовании всех доказательств. Если суд выносит определение, совещаясь на месте, то мнение каж­дого из народных заседателей по обсуждаемому вопросу долж­но быть внимательно выслушано председательствующим, и ре­шение принимается коллегиально большинством голосов. Эта процедура, как и все действия коллегиального суда, должна проводиться таким образом, чтобы всем участникам судебного разбирательства было ясно, что судит и решает суд, а не пред­седательствующий. «Совещание» судей, состоящее в том, что председательствующий кивает направо и налево, а затем не­ожиданно объявляет заранее им подготовленное определение суда, может породить у присутствующих сомнения и в объек­тивности председательствующего, и в истинной роли народных заседателей. Вопросы, требующие основательного обсуждения, возникшие неожиданно, целесообразнее решать в совещатель­ной комнате.  Председательствующий должен предоставлять народным заседателям возможность активно участвовать в допросах и других судебно-следственных действиях, при этом при неудач­ной постановке вопросов, их неясности, проявлять должный такт, устраняя лишь наводящие вопросы, запрещенные законом, но в такой форме, чтобы не дискредитировать их автора.

Судебное следствие заканчивается при условии, что народные заседатели не настаивают на продолжении действий по исследованию доказательств.

Урегулированный законом порядок постановления приго­вора способствует обеспечению равноправия всех судей и учи­тывает необходимость предоставления народным заседателям возможности свободно высказывать и отстаивать свое убежде­ние о результатах судебного разбирательства и мнение о том, каким должен быть приговор по делу.  Постановлению приговора предшествует совещание судей, происходящее в условиях тайны совещания. Председательст­вующий ставит на разрешение суда образующие существо при­говора вопросы, перечень и последовательность которых опре­делены законом. Отступление от этого требования не только нарушает законную процедуру принятия решения, но и может породить нравственные коллизии, свидетельствовать о неува­жении председательствующего к мнению других судей. Напри­мер, нельзя начинать совещание с вопроса о квалификации преступления или о мере наказания. Это будет означать, что председательствующий, не выслушав народных заседателей, уже единолично пришел к выводу о виновности подсудимого и пытается навязать его народным заседателям.  Строгое соблюдение указания закона о том, что каждый вопрос должен быть поставлен в такой форме, чтобы на него мог быть дан либо утвердительный, либо отрицательный ответ, также направлено на обеспечение реального участия каждого народного заседателя в принятии решения по делу.  Все вопросы решаются простым большинством голосов.

Это правило должно быть разъяснено народным заседателям до голосования.

При расхождении мнения председательствующе­го с мнением одного народного заседателя или их обоих в ходе обсуждения того или иного вопроса председательствующий, конечно, не лишен права убеждать народного заседателя в пра­вильности своего мнения. Но это должно делаться в предельно тактичной форме, с приведением аргументов, вытекающих из данных судебного разбирательства. Какое-либо давление на народных заседателей, ссылки на их некомпетентность в пра­вовых вопросах, на возможность отмены приговора вышестоя­щим судом и т. п. недопустимы.  Никто из судей не вправе воздерживаться от высказыва­ния своего мнения при постановлении приговора. В этой норме закона заключен нравственный смысл: судья, призванный ре­шать судьбу подсудимого, не вправе уклониться от моральной ответственности за принимаемое решение, «умыть руки».  Председательствующий подает свой голос последним. Со­блюдение этого правила призвано обеспечить свободу волеизъ­явления народных заседателей. Председательствующий, убе­дившись в ходе обсуждения того или иного вопроса, что он ос­танется в меньшинстве, не вправе избегать по нему голосова­ния.  Народный заседатель, мнение которого разошлось с мне­нием других судей, обязан тем не менее подписать приговор вместе с ними.

Поэтому народному заседателю, оставшемуся в меньшинстве, должно быть разъяснено его право изложить свое особое мнение. Долг председательствующего — разъяснить по­рядок изложения особого мнения и его возможные правовые последствия.  Нравственный долг судьи, председательствующего по делу, — создать в коллегии судей атмосферу сотрудничества, взаимно­го уважения, принципиального и ответственного отношения ка­ждого к своим обязанностям, когда все вопросы решаются на основе внутреннего убеждения при равенстве всех трех судей.  При рассмотрении уголовного дела с участием присяжных заседателей взаимоотношения председательствующего по делу судьи и присяжных заседателей строятся на основе разделе­ния их функций при гарантиях свободы волеизъявления при­сяжных заседателей и предельной объективности председатель­ствующего в ведении судебного разбирательства.  УПК обязывает председательствующего произнести крат­кое вступительное слово, в котором, он, в частности, говорит о задачах присяжных заседателей и условиях их участия в деле.

Председательствующий единолично принимает решение об ос­вобождении явившихся в суд присяжных заседателей от уча­стия в деле, а также об отводах и самоотводах. Долг председа­тельствующего — обеспечить такой состав коллегии присяж­ных заседателей, который гарантирует их полную беспристра­стность и способность вынести объективный вердикт. Мотиви­рованные и безмотивные отводы удовлетворяются, с тем чтобы коллегия присяжных заседателей не оказалась тенденциозной.  В ходе судебного заседания должна быть обеспечена воз­можность использования каждым присяжным заседателем прав, предоставленных ему законом.  Председательствующий обязан следить за тем, чтобы при­сяжные заседатели не общались со сторонами и участвующими в деле лицами помимо установленного порядка, и отстранить присяжного заседателя от участия в деле в случае, когда есть основания полагать, что этот присяжный заседатель утратил объективность в результате оказанного на него незаконного воз­действия.  Во время судебного следствия присяжные заседатели вправе задавать через председательствующего вопросы подсудимому, потерпевшему, свидетелям и экспертам.

Председательствую­щий не задает допрашиваемым такие вопросы присяжных за­седателей, которые не имеют отношения к делу, являются на­водящими или оскорбительными.  При постановке вопросов присяжным заседателям оконча­тельная их формулировка в вопросном листе принадлежит пред­седательствующему. Здесь требуется особое внимание и ответ­ственность, так как неточная постановка вопросов или их тен­денциозность могут повлечь за собой несправедливый вердикт присяжных заседателей.  Напутственное слово председательствующего должно быть объективным. Закон запрещает председательствующему в ка­кой-либо форме высказывать свое мнение по вопросам, постав­ленным перед коллегией присяжных заседателей. Нравствен­ная проблема здесь состоит в том, что председательствующий произносит напутственное слово в условиях, когда у него само­го уже сложилось убеждение по вопросу о виновности или не­виновности подсудимого. Сообщая присяжным заседателям све­дения, необходимые для принятия правильного решения, в том числе напоминая исследованные в суде доказательства, судья тем не менее не вправе даже косвенно ориентировать их на какие-либо выводы.  А.

Ф. Кони, произнося напутствие присяжным заседателям по делу Веры Засулич, внутренне исходил из убеждения в виновности подсудимой.

Он писал впоследствии, что хотя и старался быть совершенно объективным, но, читая потом за­пись своего резюме, подметил в нем «некоторый обвинительный оттенок: «Следует признать виновность в нанесении раны и дать снисхождение». Присяжные вынесли оправдательный вердикт. Реакционный газетчик Катков подверг А. Ф.

Кони яростным нападкам, напечатав, что «г.

Кони, подобрав при­сяжных, оправдал Засулич».  В суде присяжных председательствующий не освобож­ден от нравственной ответственности за справедливость ре­шения о виновности или невиновности подсудимого. Он обя­зан распустить коллегию присяжных заседателей, признав, что они постановили обвинительный вердикт в отношении не­виновного. Судья вправе также постановить оправдательный приговор, признав, что в деянии подсудимого отсутствует состав преступления, хотя присяжные вынесли обвинитель­ный вердикт.  При единоличном рассмотрении дела у судьи отсутствует возможность использовать мнение и совет других судей при принятии решений в процессе судебного разбирательства и при постановлении приговора. Вся нравственная ответственность за объективное ведение судебного разбирательства и справедли­вость приговора лежит на нем одном.

Если дело рассматривает коллегия в составе профессио­нальных судей, то взаимоотношения внутри состава суда скла­дываются не без влияния должностного положения председа­тельствующего и судей, разницы в квалификационных классах и прочих обстоятельств, связанных с постоянным пребыванием судей в одном профессиональном коллективе.  Л.Д.

Кокорев высказывает небезосновательные опасения по поводу устранения от участия в отправлении правосудия народных представителей. «Возрастает возможность влияния на правосудие вышестоящих по отношению к суду органов юс­тиции.

Их давление на профессиональных судей значительно облегчается. Повышается опасность появления «послушного» правосудия, служители которого — профессиональные судьи — будут прислушиваться к «мнению» и «советам» вышестоящих должностных лиц в системе юстиции. Возрастает возможность влияния на правосудие нравственной, профессиональной дефор­мации отдельных судей, а также воздействия некоторых отри­цательных корпоративных интересов профессионалов единой судебной системы, в частности «чести мундира» и т. д.» *  * Кокорев Л.

Д., Котов Д. П.

Указ. соч.

С.

126.

Основанные на праве нравственные отношения суда и уча­стников судебного разбирательства определяют поведение су­дей, и прежде всего председательствующего по делу, в обще­нии с подсудимым, его защитником, потерпевшим, прокурором и другими лицами.

Председательствующий по делу, другие судьи и народные заседатели обязаны проводить все судебное разбирательство и разрешать уголовное дело абсолютно беспристрастно.

Преду­беждение судей против подсудимого или потерпевшего, других участвующих в деле лиц — верный путь к судебной ошибке. Оно незаконно и безнравственно, так как судья отступает от требований беспристрастности и объективности, предъявляе­мых к нему обществом. «Предубежденность судьи предполага­ет включение в орбиту внимания только тех фактов, которые в той или иной мере соответствуют заранее сложившемуся мне­нию.

Предубежденность влечет за собой судебные ошибки не только в исследовании фактических обстоятельств дела, но и в правовой квалификации содеянного, в избрании меры наказа­ния»*, — пишет Ю. М. Грошевой, предостерегая от предвзятого отношения к подсудимому.

* Грошевой Ю.

М. Проблемы формирования судейского убеждения в уго­ловном судопроизводстве. Харьков, 1975. С. 89.    Положение судьи таково, что до постановления приговора он не вправе высказывать свое мнение по поводу виновности или невиновности подсудимого. В противном случае он подле­жит обоснованному отводу.

Однако не менее важно, чтобы су­дья не только не «обнародовал» в той или иной форме свое отношение к делу, свою позицию по поводу решения вопросов, образующих существо приговора, но и внутренне был свободен от предубежденности, готов к восприятию всего происходящего на суде без пристрастия, объективно.  Судья, председательствующий по делу, равно как и другие судьи или народные заседатели, обязан одинаково внимательно относиться к ходатайствам, заявлениям всех участников судеб­ного разбирательства, выслушивать их и ставить на разреше­ние суда поставленные вопросы.

Судьи не должны проявлять свои симпатии или антипатии по отношению к кому-либо из участников судебного разбира­тельства, например, быть подчеркнуто внимательны к потер­певшему и игнорировать обращения или заявления подсудимо­го, демонстрируя недоверие к нему. В суде необходимо создать атмосферу процессуального равенства сторон, очевидную для всех присутствующих.  В подготовительной части судебного заседания суд прини­мает меры к обеспечению беспристрастного состава суда и уча­стников судебного разбирательства, устраняя тех, кто подле­жит отводу. Здесь же происходит разъяснение прав подсуди­мому, потерпевшему, другим лицам, которое не может быть формальным. Необходимо, чтобы каждый в действительности осознал, какие возможности предоставил ему закон для защи­ты своих интересов.

Разрешая ходатайства, заявленные перед началом судебного следствия, суд должен быть готов удовле­творить их, если они заявлены по поводу выяснения обстоя­тельств, существенных для дела.  В процессе судебного следствия действие и поведение пред­седательствующего, других судей и народных заседателей под­чинены одной цели — путем всестороннего, полного и объективного исследования доказательств, установить истину по делу. При этом как по содержанию, так и по форме действия суда должны соответствовать процессуальным и нравственным нормам.  Обвинительное заключение в соответствии с действующим законом традиционно оглашает председательствующий по делу. Этот порядок давно и обоснованно подвергается критике. В суде присяжных он уже не действует. При условии, что в деле все­гда будет участвовать государственный обвинитель, это про­цессуальное действие следует производить прокурору.  После оглашения обвинительного заключения председатель­ствующий спрашивает подсудимого, понятно ли ему обвинение, разъясняет подсудимому в необходимых случаях сущность об­винения и спрашивает, признает ли он себя виновным. По же­ланию подсудимого председательствующий предоставляет ему возможность мотивировать ответ.  Долг судьи убедиться в том, что подсудимый действитель­но понимает, в чем он обвиняется, и ответ его о признании или непризнании своей виновности основан на правильном осозна­нии сущности обвинения, что юридическая неосведомленность подсудимого не обусловила его ошибочного ответа.  Серьезным недостатком в проведении судебного следствия является некритический подход к имеющимся в деле материа­лам, собранным в ходе дознания или предварительного следст­вия. Он свидетельствует о формальном отношении к выполне­нию обязанностей судьи и может повлечь самые тяжкие ошиб­ки — осуждение невиновных, а также несправедливо строгое наказание действительно виновных.

Поэтому действия председательствующего при ведении судебного следствия должны исходить из необходимости обес­печить максимальную объективность исследования обстоя­тельств дела при равенстве сторон обвинения и защиты.  Председательствующий по делу не должен проявлять на­стойчивость в получении от подсудимого показаний, соответст­вующих версии обвинения, изложенной в обвинительном за­ключении. В случае изменения подсудимым своей позиции по отношению к обвинению по сравнению с предварительным след­ствием (вместо признания виновности — отрицание) и связан­ного с этим изменения показаний обязанность суда состоит в том, чтобы выяснить подлинные причины этого и тщательно проверить, какие показания соответствуют действительности. Поэтому судьи не должны убеждать подсудимого в желатель­ности признать свою вину. Если подсудимый не виновен и его показания на предварительном следствии не соответствуют действительному положению дел, а явились результатом ошибки, заблуждения или недобросовестного ведения следствия, то по­казания его на суде необходимо использовать для установле­ния истины и реабилитации подсудимого. Если же он ранее да­вал правдивые показания, но в суде от них отказался и стал сообщать ложные сведения, то обязанность суда внимательно выслушать версию подсудимого, разобраться в истинности или ложности тех или иных показаний и собрать на судебном след­ствии доказательства, дающие основания для безошибочного вывода.  При изменении подсудимым позиции по отношению к об­винению по сравнению с предварительным следствием ему долж­на быть предоставлена возможность объяснить причины этого и дать развернутые показания по поводу обвинения и извест­ных ему обстоятельств дела в том виде, как это желает сделать сам подсудимый.  Выяснение причины изменения подсудимым своей пози­ции, оглашение показаний, данных им на предварительном след­ствии, должны производиться лишь после того, как подсудимо­му была предоставлена возможность полностью изложить свою версию об обстоятельствах дела.

Нельзя уговаривать подсуди­мого возвратиться к своим прежним показаниям, напоминать ему в связи с этим о значении чистосердечного раскаяния для смягчения ответственности и т. д.  Л.

Д. Кокорев считает, что при допросе подсудимого и на судебном следствии в целом необходимо стремиться пробудить совесть подсудимого, что может повести к его чистосердечному раскаянию. При этом суду рекомендуется «разъяснить подсу­димому гуманный смысл закона, что является правом суда»*. Одновременно этот автор отмечает, что «грань между разъяс­нением подсудимому значения чистосердечного раскаяния и незаконным понуждением к такому раскаянию практически трудно уловима, помочь в этом судье могут лишь нравственные принципы и его моральное сознание» **. Однако вряд ли в состя­зательном процессе побуждение подсудимого к чистосердечно­му раскаянию должно исходить от судьи, а не от сторон. К тому же в большинстве случаев соответствующие разъяснения де­лались на предварительном следствии, но безуспешно.  * Кокорев Л. Д., Котов Д.

П. Указ. соч.

С. 138.

** Там же.

С. 138—139.    Председательствующий и народные заседатели не могут пассивно вести судебное следствие, безразлично фиксируя заведомо ложные показания. Но выяснение обстоятельств дела они ведут, не теряя позиции объективного исследования исти­ны, не становясь на позицию обвинения. В этой связи следует признать правильной критику некоторых рекомендаций по по­воду тактики судебного следствия, реализация которых может сказаться не только на уважении к суду как беспристрастному органу правосудия, но и на позиции самих судей по существу и в итоге привести к судебной ошибке. Критикуя нравственно недопустимые приемы допросов на предварительном следст­вии, М.

С. Строгович писал, что «…

стоит только впустить подоб­ные приемы в стадию расследования, они в той или иной мере проникнут и в судебное разбирательство… В книге Л. Е. Ароцкера, посвященной тактике и этике судебного допроса, все из­вестные приемы хитростей, «ловушек» автор безоговорочно ре­комендует применять в судебном разбирательстве, при допросе подсудимого. Здесь и парализация бдительности допрашивае­мого, и доведение допрашиваемого в судебном заседании до со­стояния растерянности, ошеломление допрашиваемого неожи­данными вопросами и т. п. * Точка зрения Л.

Е.

Ароцкера в юридической науке поддержки не нашла, но какой-то отзвук, хотя и незначительный, кратковременный, в судебной практи­ке она, видимо, произвела»**.

* См.: Ароцкер Л. Е.

Тактика и этика судебного допроса. М., 1969.

С. 10, 42—44.  ** Строгович М.С. Право обвиняемого на защиту и презумпция невиновно­сти. М., 1984.

С. 136—137. Подробный разбор позиции Л. Е.

Ароцкера содер­жится в кн.: Проблемы судебной этики. С. 15—18.    В состязательном процессе изобличение подсудимого в пре­ступлении — обязанность обвинителя, а не судьи или суда. Су­дья, который ставит подсудимому «ловушки», ведет себя при­страстно, необъективно, безнравственно.  Председательствующий обязан равно внимательно выслу­шивать показания всех допрашиваемых лиц, независимо от того, считает он эти показания правдивыми или ложными, соответ­ствующими действительности или результатом заблуждения. При этом каждому допрашиваемому должна быть предостав­лена возможность свободно изложить свои показания, а вопро­сы задаются, как правило, по окончании такого рассказа.  Все наводящие вопросы, поставленные кем-либо из участ­ников судебного разбирательства, подлежат безусловному и немедленному отклонению председательствующим. Сами судьи тем более не вправе в какой бы то ни было форме ставить наво­дящие вопросы.  Допрос на суде в публичном процессе всегда вызывает обо­стрение чувств и эмоций допрашиваемого. Поэтому от предсе­дательствующего требуются особый такт, предельная внима­тельность к состоянию допрашиваемого.  Во время процесса в военном суде мать подсудимого, давая показания в качестве свидетеля, плакала. Председательст­вующий обратился к присутствующим в зале суда: «Слушай­те голос плачущей матери!»  Во время судебного следствия в открытом судебном засе­дании должно быть исключено разглашение сведений об ин­тимных сторонах жизни тех или иных лиц, а также оглашение переписки личного характера.  Выяснение сведений о личности и роде занятий свидете­лей и потерпевших, характере их взаимоотношений с подсуди­мым и другими лицами производится только в известных пре­делах. Личная жизнь граждан охраняется законом. Суд может вторгаться в эту сферу лишь тогда, когда это действительно необходимо для уяснения существенных обстоятельств дела. Это требование, естественно, относится и к участникам судебного разбирательства.  Во время судебных прений и последнего слова подсудимо­го председательствующий, народные заседатели и присяжные заседатели внимательно выслушают все, что говорят участни­ки судебного разбирательства. Используя свое руководящее положение, председательствующий пресекает попытки нару­шить этические нормы в общении, в споре между участниками судебных прений, грубость или нетактичность в отношении кого-либо.  В этой части судебного разбирательства нельзя отвлекать­ся от происходящего в суде, вести записи по другим вопросам, перелистывать материалы дела и т. п.  В течение всего судебного разбирательства председатель­ствующий обязан проявлять такт, выдержку, быть предельно собранным, образцово соблюдать правила судебной этики. Од­новременно он должен принимать меры к тому, чтобы в про­цессе общения между собой все участники судебного разбира­тельства соблюдали этические нормы, правила поведения в го­сударственном учреждении. Грубость, нетактичность, попытки унизить чье-либо достоинство должны немедленно пресекаться.  Председательствующий должен вести себя официально и одновременно вежливо, быть внимательным по отношению ко всем, с кем он вступает в контакты.

В поведении судьи не должно быть как сухости, черствости, так и легковесности, шутливости. Каждое преступление, которое исследует суд, принесло кому-нибудь горе, моральное потрясение.

Судью, вероятно, запомнят на всю жизнь подсудимый, его близкие, будут помнить потер­певший, другие участники процесса, за его поведением внима­тельно наблюдают находящиеся в зале суда, В их глазах он — судья, от которого ждут умного и добросовестного исследова­ния дела и его справедливого разрешения. И судья обязан эти надежды оправдать всем своим поведением.  В судебном заседании участвует прокурор, поддерживаю­щий государственное обвинение. В этой своей деятельности он руководствуется законом и нравственными нормами, опреде­ляющими сущность его деятельности в суде *.  * Подробно об этических началах деятельности государственного обвини­теля см., например: Проблемы судебной этики. С. 210—231; Горский Г. Ф., Кокорев Д. Д., Котов Д. Л. Судебная этика. Воронеж, 1973. С. 146—155; Савицкий В.

М, Очерк теории прокурорского надзора. М,, 1975. С. 279—378; Леоненко В. В.

Профессиональная этика участников уголовного судопро­изводства. Киев, 1981. С. 114—128; Басков В. И. Прокурорский надзор за исполнением законов при рассмотрении уголовных дел в судах. М., 1986; Кокорев. Л. Д., Котоов Д. Л. Указ, соч. С.

151—159.

Этические аспекты поддержания государственного обви­нения будут рассмотрены далее самостоятельно. Здесь же сле­дует напомнить лишь общие принципы деятельности государ­ственного обвинителя: всемерное содействие суду во всесто­роннем, полном и объективном исследовании обстоятельств дела; непримиримость к нарушениям правовых и нравственных норм; безупречное чувство справедливости; принципиальность, настой­чивость в изобличении виновного при максимальной объектив­ности; обязанность отказаться от обвинения, если оно не под­твердилось в ходе судебного следствия; подчеркнутое уваже­ние к суду как органу правосудия и уважение достоинства всех участвующих в деле лиц; корректность, чувство такта, образ­цовое соблюдение правил поведения в суде.  При постановлении приговора судья, единолично ли он разрешает дело или входит в состав коллегии, несет в полной мере ответственность за судьбу подсудимого, за безошибоч­ное, справедливое разрешение дела.

Здесь ведущую роль иг­рает совесть судьи, оценивающего доказательства по своему внутреннему убеждению, принимающего решение об осужде­нии или оправдании, о наказании в случае признания подсу­димого виновным. В этой деятельности должны аккумулиро­ваться лучшие нравственные качества судьи, о которых гово­рилось выше: понимание социального значения принимаемого решения и повышенное чувство собственного долга, объективность, беспристрастность, справедливость, честность, гуман­ность, принципиальность и т. д.  Судья не вправе уклоняться от принятия решения по делу ни путем воздержания от голосования, ни путем направления дела на дополнительное расследование, когда оно заведомо не внесет ничего нового.

Ему закон предоставил право и одновре­менно возложил на него бремя окончательного решения. И оно будет справедливым лишь тогда, когда все судьи с полным соз­нанием ответственности исполнят свой профессиональный нрав­ственный долг.  3.

Нравственное содержание приговора и других решений суда  Судебное разбирательство, как правило, заканчивается принятием судом решения по основному вопросу уголовного дела — постановлением приговора.

К существу и форме приго­вора, как и других процессуальных решений, предъявляется ряд требований. Необходимыми свойствами любого процессу­ального решения являются законность и обоснованность. Мно­гие процессуальные решения должны быть также мотивирова­ны. Каждое решение облекается в соответствующую процессу­альную форму *.  * См.: Лупинская П. А. Решения в уголовном судопроизводстве. М., 1976.    Приговор — важнейшее решение, принимаемое по уголов­ному делу. Приговор —- акт правосудия, что качественно выде­ляет его среди других процессуальных актов.

Он должен отве­чать высоким правовым и нравственным требованиям.

По действующему закону (ст. 301 УПК) каждый приговор должен быть: 1) законным, 2) обоснованным, 3) мотивирован­ным. Приговор должен основываться лишь на тех доказатель­ствах, которые были рассмотрены в судебном заседании.

Законность приговора означает соответствие его требова­ниям материального и процессуального закона при условии, что он постановлен в результате процесса, проведенного с соблюде­нием всех процессуальных гарантий.

Обоснованность — соот­ветствие выводов суда, изложенных в приговоре, фактическим обстоятельствам дела при доказанности этих выводов в судеб­ном заседании.

Мотивированность приговора — приведение в нем аргументов в обоснование содержащихся в приговоре ре­шений.  М. С. Строгович относил к числу требований к приговору также убедительность и справедливость*.  * См.: Строгович М. С. Курс советского уголовного процесса: В 2 т.

М., 1968.    В настоящее время большинство ученых считают справед­ливость важнейшим свойством правосудного приговора.

Есть веские основания к тому, чтобы в самом уголовно-процессуальном законе было прямо сформулировано это требование к лю­бому приговору суда.

Действующий УПК термин «справедливость» употребляет применительно к наказанию, назначенному судом.

Одной из задач уголовного судопроизводства является обеспечение пра­вильного применения закона «с тем, чтобы каждый совершив­ший преступление был подвергнут справедливому наказанию» (ст. 2). Согласно ст. 347 УПК одним из оснований к отмене или изменению приговора является несправедливость наказания: «Не соответствующим тяжести преступления и личности осужден­ного признается наказание, когда оно хотя и не выходит за пре­делы, предусмотренные соответствующим уголовным законом, но по своему размеру является явно несправедливым как вслед­ствие мягкости, так и вследствие суровости».  Но справедливость приговора не сводится только к сораз­мерности наказания осужденному, хотя она составляет важный и необходимый компонент справедливости. Различные авторы в понятие справедливости обоснованно вкладывают более ши­рокий смысл. Так, Ф. М. Кудин пишет, что справедливость вы­ражает моральное требование, чтобы приговор «устанавливал виновность либо невиновность подсудимого в соответствии с тем, что имело место в действительности, чтобы в приговоре было правильно квалифицированно деяние лица и определено нака­зание в соответствии с тяжестью преступления и личностью виновного» *. М. С. Строгович, перечисляя требования к приго­вору, указывал, что приговор «должен быть справедлив — это значит, что он должен устанавливать действительную вину или невиновность подсудимого и наказывать его в соответствии с его виною» **.  * Уголовный процесс/Под ред.

П.

А. Лупинской и И. В.

Тыричееа. М., 1992. С.423.  ** Строгович М.

С. Курс советского уголовного процесса. Т. II. С. 325.    Таким образом, справедливость приговора включает ряд составляющих. Приговор будет справедлив, если им оправдан невиновный (осуждение невиновного — крайняя форма неспра­ведливости); обвинительный приговор, соответственно, будет справедлив лишь тогда, когда им признан виновным, осужден именно тот, кто совершил преступление. Приговор будет спра­ведливым тогда, когда наказание виновному назначено в соот­ветствии с правильно примененным уголовным законом и со­размерно опасности преступления и личности виновного, когда соблюдено требование индивидуализации ответственности.  Нетрудно заметить, что приведенные характеристики в значительной мере совпадают с законностью и обоснованностью приговора, но приговор здесь оценивается с позиций положе­ния личности того, о ком он постановлен. Справедливость в дан­ном случае понимается в ее распределительном аспекте.

Но приговор должен соответствовать и уравнительному пониманию справедливости. Приговор должен опираться на реальное исполнение судом принципа равенства каждого чело­века перед законом и судом и содержать решения, соответст­вующие этому принципу. Независимо от различий в социаль­ном, имущественном и прочих отношениях все невиновные долж­ны безусловно оправдываться.

Ко всем, кто виновен, равно при­меняется уголовной закон, и они наказываются без дискрими­нации или привилегий по национальным, социальным и прочим признакам.  Таким образом, справедливость приговора — это нравствен­ная характеристика приговора, означающая требование, чтобы при­говором осуждался только виновный в преступлении, а невинов­ный был оправдан, чтобы признанный виновным наказывался на основе закона в соответствии с характером и степенью его вины при обеспечении равенства всех перед законом и судом.  Справедливость приговора неразрывно связана с его за­конностью и обоснованностью. Незаконный приговор не может быть справедливым, как и необоснованный, то есть не соответ­ствующий тому, что совершил (или не совершил) подсудимый.  Иногда можно встретить утверждение, что наказание может быть незаконным, но справедливым. Так, Г.

3. Анашкин пи­сал, что «по существу справедливое наказание может быть незаконным, например, вследствие ошибки в квалификации деяния или нарушения процессуальной нормы при постанов­лении приговора» (Анашкин Г.3. Справедливость назначе­ния уголовного наказания//Советское государство и право. 1982. № 7. С. 60.) Но это суждение весьма уязвимо. Наказание, назначенное «не по тому закону», вообще не может быть оце­нено ввиду отсутствия критерия для суждения о его справед­ливости. Наказание, постановленное вне соблюдения важней­ших гарантий правосудия, лишено юридической силы и нрав­ственного оправдания.

Справедливость приговора нельзя рассматривать в отрыве от правовых требований к акту правосудия, но в то же время следует обратить внимание на то, что эта характеристика при­говора занимает самостоятельное место по сравнению с закон­ностью, обоснованностью и мотивированностью.

«Выделение справедливости как требования, предъявляемого к приговору, -— писал М. С. Строгович, — имеет тот смысл, что этим подчерки­вается правильное не только с правовой, но и с нравственной, моральной стороны отношение к человеку, судьба которого ре­шается приговором» *. Справедливость — оценка приговора не­сколько иного, более широкого плана, чем правовые его харак­теристики. Справедливость — нравственно-правовое требова­ние к приговору, в конечном счете опирающееся на гуманисти­ческие начала. Поэтому в случае закрепления этого требования к приговору в уголовно-процессуальном законе оно должно формулироваться относительно самостоятельно, чем будет от­мечено его особое качество.

* Строгович М. С. Курс советского уголовного процесса.

Т. II. С. 326.    Постановление справедливого приговора требует от судей принятия на себя ответственности за правильное решение о дальнейшей судьбе подсудимого. Постановляя приговор, «они до предела напрягают свои духовные, нравственные силы» *.

* Проблемы судебной этики. С. 188—189.

В суде присяжных справедливость приговора определяет­ся прежде всего справедливостью вердикта присяжных заседа­телей. И здесь проявляется преимущество суда присяжных, которые в своих решениях руководствуются своей совестью, судят на основании представлений о справедливости. А. Ф. Кони писал по поводу соображений присяжных: «Приходится при­знать, что часто в их, по-видимому, неправильном решении кроется действительная справедливость, внушаемая не холод­ным рассудком ума, а голосом сердца. Не надо забывать, что согласно закону, их спрашивают не о том, совершил ли подсу­димый преступное деяние, а виновен ли он в том, что совершил его; не факт, а внутренняя сторона его и личность подсудимого, в нем выразившаяся, подлежит их суждению. Своим вопросом о виновности суд устанавливает особый промежуток между фактом и виной и требует, чтобы присяжные, основываясь ис­ключительно на «убеждении своей совести» и памятуя свою великую нравственную ответственность, наполнили этот про­межуток соображениями, в силу которых подсудимый оказывается человеком виновным или невиновным»*.  * Кони А.

Ф. Присяжные заседатели//Суд присяжных в России. Л., 1991. С. 38.

В период проведения судебной реформы, включающей уч­реждение суда присяжных, получило известное распростране­ние мнение, что в этом суде нравственная ответственность за справедливость приговора полностью возлагается на присяж­ных и положение судьи в этом отношении существенно меняет­ся. Однако уже внесенные в УПК изменения, да и сам правовой механизм деятельности суда присяжных опровергают это оши­бочное мнение. Решение вопроса о виновности возлагается на присяжных. Но профессиональный судья отнюдь не устраняет­ся от ответственности за свой приговор, который опирается на вердикт присяжных, в том числе и за правильность осуждения в целом. Председательствующий не вправе оспорить оправда­тельный вердикт. Но если присяжные ошиблись и осудили не­виновного, то правовой и нравственный долг судьи аннулиро­вать это несправедливое решение, о чем говорилось выше.

В суде присяжных в настоящее время меру наказания су­дья назначает единолично. Прежде ее определял суд коллеги­ально.

Поэтому нравственная ответственность судьи за приня­тие решения по этому важнейшему вопросу решительно воз­растает. Смертная казнь, к примеру, может применяться только судом присяжных.

Но казнить осужденного или нет — решает судья единолично. Он один несет ответственность за решение о лишении жизни другого человека, но лишь на законных осно­ваниях.  Что касается формы приговора, то она определенным об­разом также отражает нравственные моменты. Так, М. С. Стро­гович считал, что одно из свойств приговора — его убедитель­ность: «… гражданами, населением, общественностью он должен восприниматься как правильный, справедливый, должен убеж­дать их в правильности тех выводов, к которым пришел суд»*. Убедительность приговора обеспечивается соответствующим ведением судебного разбирательства и изложением приговора, его мотивировкой **. С этим мнением можно согласиться, но при условии, что убедительность определяется прежде всего соблю­дением других требований к приговору, на что обращал внима­ние и цитированный автор. Плохо, если убедительно будет со­ставлен незаконный, несправедливый приговор.  * Сторогович М,. С. Курс советского уголовного процесса. Т. II. С.

325.

** См.; Там же. С. 326.    Нравственно обусловлены содержащиеся в законе требо­вания к форме приговора: сама обязанность суда мотивировать приговор; запрет включать в оправдательный приговор формулировки, ставящие под сомнение невиновность оправданного; включать в приговор указание на совершение преступления кем-либо из лиц, не привлекавшихся к ответственности, и др.  Следует осторожно подходить к помещению в приговоре нравственных характеристик подсудимого, потерпевшего, дру­гих участвующих в деле лиц. А такие вопросы возникают, на­пример, при рецидиве преступлений, при совершении преступ­ления с особой жестокостью, при виктимности потерпевшего. Видимо, такого рода сведения могут быть отражены в пригово­ре лишь тогда, когда это прямо опирается на содержание мате­риального уголовного закона и относится к обстоятельствам, су­щественным для дела. При этом нельзя отвлекаться от нравст­венных критериев и при помещении в приговор сведений, отно­сящихся к существу дела.

Например, при изнасиловании несо­вершеннолетней в приговоре указываются в качестве смягчаю­щих ответственность обстоятельств чистосердечное раскаяние и положительная характеристика виновного.  Решения судебных инстанций, проверяющих законность и обоснованность приговора, также обусловлены определенными нравственными требованиями. Гуманизм, справедливость, объ­ективность, в определенных отношениях милосердие, лежат в основе установленной законом компетенции этих судов. Назван­ными принципами обусловлены запрет ухудшения положения осужденного вследствие подачи им кассационной жалобы, пра­вила, обеспечивающие особую стабильность оправдательного приговора, в том числе вступившего в законную силу, другие нормы, относящиеся к кассационному и надзорному производ­ству.  На стадии исполнения приговора подавляющее большин­ство решений может быть принято в сторону смягчения участи осужденного по различным основаниям. Гуманистическое нача­ло уголовно-процессуального права здесь проявляется весьма отчетливо.    Глава VIII Этика судебных прений  1.

Нравственное значение судебных прений  Судебные прения — яркая и обычно эмоциональная часть судебного разбирательства, в которой наглядно проявляется состязательное начало процесса.

Стороны обвинения и защиты, адресуясь к суду, подводят итоги судебного разбирательства в том виде, как они им представляются, и обращаются со своими предложениями о том, какие решения по делу они считают спра­ведливыми.  Судебные прения — борьба мнений, процессуальное состя­зание сторон, интересы которых обычно не совпадают. Тем не менее к любому участнику судебных прений относятся общие требования нравственного характера. Это те требования, кото­рые А. Ф. Кони связывал с этическими началами, с представле­ниями о том, что нравственно дозволительно или недозволи­тельно в судебных прениях *.

* См.: Кони А. Ф.

Собр.

соч.: В 8 т. Т. 4. М., 1967. С.

66.    Участники судебных прений должны уважать и соблюдать моральные нормы, принятые в обществе. Они не вправе пропо­ведовать аморальные взгляды, демонстрировать пренебреже­ние к нравственным ценностям и таким путем отстаивать свои позиции.  Никто из участников судебных прений не вправе унижать достоинство участвующих в деле и других лиц, начиная со сво­их «процессуальных противников» и кончая теми, кто в деле не участвует, но упоминается по тому или иному поводу. Отрица­тельная характеристика личности, основанная на установлен­ных в суде фактах, вполне допустима, но не может использо­ваться для унизительных оценок кого бы то ни было из упоми­наемых в судебных прениях. Что касается оценок личности про­тивной стороны в процессе, то они в принципе всегда нежела­тельны.  Во время судебных прений каждый их участник обязан соблюдать такт в споре с теми, чье мнение он не разделяет, а также быть сдержанным в оценках личности и поведения на суде экспертов, свидетелей, переводчиков.  Стороны в судебных прениях должны оказывать уважение суду, содействовать поддержанию его авторитета. Оценка по­ведения судей участниками судебных прений вообще недопустима.

Стороны в судебных прениях чаще занимают разные пози­ции по вопросу о доказанности обвинения, существенных для дела обстоятельств, а также о юридических оценках поведения подсудимого и потерпевшего, других лиц и об обстоятельствах, подлежащих учету в случае применения судом наказания. В связи с этим возникает проблема нравственной свободы участ­ника судебных прений, а в более конкретном ее выражении — проблема обязанности говорить суду правду и при произнесе­нии судебной речи.

Если защитительную речь произносит сам подсудимый, что возможно при отсутствии в деле на законных основаниях защитника, то претензий правового характера, в случае если он говорит суду неправду к нему предъявить нель­зя. Но в нравственном плане подсудимый не освобождается от обязанности быть правдивым, избегать лжи.  Другие стороны: государственный обвинитель (прокурор) и защитник (адвокат), частный обвинитель (потерпевший) на­ходятся в ином правовом положении, и нравственные требова­ния, адресованные им, иные. Ни прокурор, ни адвокат, ни по­терпевший не вправе лгать суду, сообщать ему заведомо лож­ные сведения и на этом строить, в частности, свои судебные речи.

Русский юрист П. С.

Пороховщиков писал: «Суд не может требовать истины от сторон, ни даже откровенности: они обя­заны перед ним только к правдивости».

(Сергеич П.

Искусст­во речи на суде. М., 1960. С. 262.)  Но и профессиональные участники уголовного процесса — прокурор и адвокат по-разному оперирует фактами и аргумен­тами во время судебных прений. Это обусловлено разницей в их роли и процессуальном положении. Если прокурор обязан быть объективен и не вправе игнорировать то, что говорит в пользу защиты, должен отказаться от обвинения, когда в суде оно не подтвердилось, то защитник-адвокат действует только в интересах защиты, и позиция его, естественно, односторонняя. Отказаться от защиты и в случае полного согласия с обвините­лем он не вправе.  Нравственное значение судебных прений состоит и в том, что они должны способствовать нравственному воспитанию под­судимого, потерпевшего, свидетелей, других участвующих в деле лиц, а также публики, присутствующей в зале суда. Опублико­вание средствами массовой информации сведений о содержании судебных речей, а также издание судебных речей по вы­дающимся делам, представляющим общественный интерес, мо­жет также служить нравственному воспитанию.  В суде присяжных значение судебных прений возрастает. Правдивые, яркие, искусно построенные речи сторон могут ока­зать очень большое влияние на внутреннее убеждение присяж­ных заседателей, их вердикт, о чем свидетельствует опыт дея­тельности этого суда.  Видный профессиональный юрист Великобритании Рональд Уолкер в книге об английском суде сообщает, что в этой стра­не еще сохраняются некоторые предубеждения против суда присяжных. «Часто встречающийся упрек по отношению к присяжным — это упрек в чувствительности к риторике… «. (Уолкер Р. Английская судебная система. М., 1980. С.278.)  Возможно, была связана с влиянием красноречия сторон и одна особенность деятельности суда присяжных в России.

П. С. Пороховщиков писал: «Ежедневный опыт говорит, что для виновного выгодно, для невиновного опасно судиться перед при­сяжными» *.  * Сергеич П.

Искусство речи на суде.

М., 1960. С. 263.    2.

Этика обвинительной речи прокурора  Судебные прения, в которых участвуют прокурор, состав­ляют лишь часть его деятельности по поддержанию государст­венного обвинения перед судом. Прокурор, произнося обвини­тельную речь, выполняет функцию уголовного преследования. Он — сторона обвинения. Но в российском процессе, в отличие от некоторых зарубежных правил и практики, со времен Су­дебных уставов прокурор обязан выполнять свою обвинитель­ную функцию объективно. А. Ф. Кони принадлежит характери­стика прокурора в пореформенном русском процессе как пуб­лично говорящего судьи. Убедившись в виновности подсудимо­го, с учетом всего говорящего в его пользу, прокурор заявляет о том суду и делает это «со спокойным достоинством исполняе­мого долга, без пафоса, негодования и преследования какой-либо иной цели, кроме правосудия, которое достигается не не­пременным согласием суда с доводами обвинителя, а непремен­ным выслушиванием их» *. Кони считал, что «в судебном засе­дании наш прокурор поставлен в такое положение, которому может завидовать всякое иностранное законодательство» **.  * Кони А. Ф.

Собр. соч. Т. 4. С. 62.  ** Там же.

С.

395.    Поддерживая государственное обвинение, сформулирован­ное на предварительном следствии, прокурор должен доста­точно критично относиться к представленным в суд материа­лам, так как приговор суда будет основываться на данных, по­лученных в судебном разбирательстве.  Все выводы государственного обвинителя и его мнения, предлагаемые на рассмотрение суда, должны основываться на законе и доказанных на судебном следствии фактических об­стоятельствах дела. Юридические оценки должны быть сораз­мерны установленным фактам и нормам применяемого закона: прокурор должен быть справедлив.  Поведение государственного обвинителя, его позиция в це­лом должны опираться на нравственные нормы и им соответст­вовать. Прокурор защищает интересы общества, выступает от имени государства, но он в то же время призван охранять и законные интересы подсудимого, его достоинство. А. Ф. Кони писал, что прокурор, «исполняя свой тяжелый долг, служит обществу. Но это служение только тогда будет полезно, когда в него будет внесена строгая нравственная дисциплина и когда интерес общества и человеческое достоинство личности будут ограждаться с одинаковой чуткостью и усердием» *.  * Кони А; Ф.

Собр. соч.

Т. 4. С. 62—63.    Таким образом, главное, что определяет нравственную ха­рактеристику всей речи прокурора-обвинителя, — правильность его позиции по существу, справедливость выводов, которые он представляет на рассмотрение суда. Прокурор, настаивающий, к примеру, на осуждении человека, вина которого в преступле­нии не доказана, поступает безнравственно.  Обвинительную речь прокурора традиционно и в соответ­ствии с ее логикой принято делить на ряд последовательных частей, хотя каждая конкретная речь, естественно, строится в зависимости от обстоятельств дела.  Обвинительная речь прокурора обычно начинается с ха­рактеристики особенностей рассматриваемого дела, преступле­ния, в котором обвиняется подсудимый.

До последнего времени было обязательным в обвинительной речи давать «обществен­но-политическую» оценку преступления. При этом считалось, что она «должна быть необходимым элементом каждой обвини­тельной речи» *. Правильнее было бы вместо этого политизиро­ванного понятия выделять в речи раздел, посвященный харак­теристике правовых и нравственных особенностей уголовного дела, рассматриваемого судом, оценке опасности преступления и специфике дела. Именно с характеристики особенностей пре­ступления или участвующих в деле лиц начинал свои речи в суде А. Ф. Кони в бытность его прокурором **.

* Проблемы судебной этики. С. 227. См. также многие работы о поддержании государственного обвинения в суде, прокуроре в суде первой инстанции.  ** См.: Кони А. Ф. Собр. соч.

Т. 3.    Общая характеристика рассматриваемого дела, его специ­фических особенностей должна быть объективной, соразмер­ной, не содержать преувеличений.

Она должна быть конкрет­ной, основанной на существе самого дела. Не секрет, что иногда прокуроры в недавнем прошлом по аналогичным делам исполь­зовали стандартные социально-политические характеристики, получившие на профессиональном жаргоне наименование «ша­пок», которые можно было «примерять» без особого труда к делам по обвинению совершенно разных людей. Эта составная часть речи, которую принято было называть «политической частью», обычно предшествовала приведению доказательств.

При этом возникали ситуации, когда обвинитель «клеймил позором» подсудимого за тяжкое преступление, а затем оказывалось, что обвинительные материалы, которыми он оперировал, или не­доброкачественны, или недостаточны для осуждения в соответ­ствии с обвинительной версией.  В своей речи государственный обвинитель излагает фак­тические обстоятельства дела в том виде, как они установлены в результате судебного следствия. Он утверждает, что подсу­димый совершил определенные деяния, вмененные ему в вину, или же вносит коррективы с учетом результатов судебного след­ствия, а при наличии оснований заявляет об отказе от обвине­ния. Правовая и нравственная обязанность прокурора состоит в максимальной объективности в формулировании предлагаемых суду выводов о том, в чем, по его мнению, виновен подсудимый. Прокурор обязан отказаться от обвинения, если оно не нашло подтверждения в ходе судебного разбирательства. Прокурор уточняет обвинение в его фактической части в соответствии с тем, что доказано на суде.

На прокурора распространяется положение о толковании сомнений в пользу подсудимого, если их не удалось устранить.

В обвинительной речи центральное место занимает анализ доказательств, исследованных на суде, и обоснование вывода о доказанности или недоказанности обвинения. Нравственные аспекты использования отдельных видов доказательств и их оценки были изложены ранее. Здесь же следует подчеркнуть, что прокурор не может ограничиться в своей речи утверждением, что обвинение «нашло в суде свое подтверждение», «пол­ностью подтвердилось», «безусловно доказано» и т. п.

На нем лежит нравственная и правовая обязанность доказать обвине­ние, которое выдвинуто обвинительной властью. Эту обязан­ность он должен выполнять и во время судебных прений.

Она реализуется в виде анализа доказательств, доводов по сущест­ву их содержания, достоверности, достаточности, а не путем общих утверждений и заявлений. «Обвинитель должен быть силен в доводах, а не в эпитетах» *, — не без доли иронии писал А.

Ф. Кони.  * Кони А. Ф.

Собр.

соч. Т. 4. С. 130.

В суде присяжных обоснование обвинения тщательным, объективным и убедительным анализом доказательств приоб­ретает повышенное значение.  Юридическая оценка деяния — следующий элемент обви­нительной речи прокурора. Она должна быть аргументирован­ной, основанной на глубоком понимании сущности применяемо­го материального закона и даваться без «запроса», когда обви­нитель стремится ориентировать суд при возможной альтерна­тиве на применение более строгого закона, хотя внутренне не убежден в справедливости такой оценки.  В речи прокурора дается характеристика личности подсу­димого, основанная на установленных в суде фактах. Эта ха­рактеристика должна быть объективной. Прокурор не вправе умалчивать о положительном в нравственном облике подсуди­мого, его прежних заслугах, поведении, могущем служить смяг­чению ответственности. Сведения из биографии подсудимого могут использоваться лишь в той части, которая относится к преступлению и к возможному наказанию. Личная жизнь под­судимого может фигурировать в речи прокурора, если соответ­ствующие факты относятся к предмету доказывания.  Прокурор не вправе «вменять в вину» подсудимому то, что он не раскаялся или не признал себя виновным, или не дал показаний, сославшись на нежелание отвечать на вопросы или запамятование.  В речи, естественно, недопустимы насмешки над подсуди­мым, грубость, оскорбительные характеристики, а также заяв­ления по поводу наружности подсудимого, его национальности, веры, физических недостатков.  Характеризуя подсудимого, прокурор должен исходить из того, что в отношении последнего действует презумпция неви­новности. Подсудимый может быть оправдан, а обвинительный приговор — отменен. Поэтому оценки качеств подсудимого как человека должны опираться на бесспорно доказанные факты и не выходить за пределы того, что имеет юридическое значение.  Обоснование меры наказания в речи государственного об­винителя требует объективности, учета последствий того или иного вида и размера наказания, обстоятельств, не только отяг­чающих, но и смягчающих ответственность.  Не соответствуют нравственным нормам попытки воздей­ствовать на судей ссылками на возможное влияние вынесенно­го ими мягкого приговора на состояние преступности и т. п.

А. Ф. Кони, выступая против «запугивания присяжных по­следствиями оправдательного приговора», приводил красоч­ные случаи из практики тех лет. Один шустрый провинци­альный прокурор по делу о шайке конокрадов, возражая про­тив защиты, добивавшейся оправдания, говорил: «Что ж! Оп­равдайте! Воля ваша! Только вот что я вам скажу: смотрю я в окошко и вижу на дворе ваших лошадей и брички, телеги и нетычанки, в которых вы собрались… уехать домой. Что ж! Оправдайте: — пешком уйдете!.., «.

(Кони А, Ф. Собр. соч. В 8 т, Т. 4. М., 1967. С. 136.) Нельзя сказать, что попытки воздейст­вовать на судей в прямой или косвенной форме ссылками на возможные негативные последствия оправдания или мягкого наказания в наше время совсем не встречаются.  Нередки случаи, когда прокурор в речи касается поведе­ния и личных качеств потерпевшего, свидетелей и других лиц помимо подсудимого. Ему приходится давать характеристику сослуживцев подсудимого, потерпевшего, их начальников. Она может оказаться отрицательной. Если такого рода оценки ри­суют того или иного человека в неприглядном виде, то они долж­ны опираться только на достаточные и проверенные доказа­тельства.