Шeслeр а в криминологичeская характeристика и профилактика профeссиональной прeступности тюмeнь 2004 61 с

Министерство внутренних дел Российской Федерации  Тюменский юридический институт                                А.В.

 

ШЕСЛЕР    Криминологическая характеристика и профилактика  профессиональной преступности    Учебное пособие                                          Тюмень 2004          Рецензенты:  Доктор юридических наук, профессор Н.В. Щедрин  Кандидат юридических наук, доцент В.И.

 

Морозов             Шеслер А.В.   Ш 51 Криминологическая характеристика и профилактика профессиональной преступности: Учебное пособие. – Тюмень: Тюменский юридический институт МВД РФ, 2004. – 61 с.           В данном пособии раскрываются вопросы, связанные с понятием, основными признаками, общественной опасностью и тенденциями профессиональной преступности, ее детерминантами, а также вопросы профилактики профессиональной преступности.

 

Обозначенные в учебном пособии вопросы освещаются на основе конкретно-социологического материала и практики деятельности правоохранительных органов.   Издание предназначено для преподавателей, адъюнктов, курсантов (слушателей) учебных заведений МВД России, студентов юридических вузов и работников правоохранительных органов.                     (c)Тюменский юридический институт МВД РФ, 2004          СОДЕРЖАНИЕ   Введение………………………………………………………………………………….   4 Глава 1. Понятие, основные признаки, общественная опасность  и тенденции развития профессиональной преступности…………….     7 Глава 2. Детерминанты профессиональной преступности ………..

 

30 Глава 3. Профилактика профессиональной преступности ………..   45 Заключение……………………………………………………………………………..   60                                                                Введение     Россия всегда была страной со стойкими традициями криминального профессионализма и развитой криминальной субкультурой. Эта тема является достаточно популярной среди многих социальных слоев населения (достаточно сказать о радиопередачах “В нашу гавань заходили корабли”, “Облака”).   Однако существование проблемы профессиональной преступности нашло отражение в основном в художественной и публицистической литературе (И.Э.

 

Бабель “Одесские рассказы”, Г.Г.

 

Белых, А.М. Пантелеев “Республика Шкид”, В.М. Дорошевич “Сахалин”, Ф.М. Достоевский “Записки из мертвого дома”, В.В. Крестовский “Петербургские повести”, “Томские трущобы”, В. Корнев, Е. Дульнев, Б. Иртышский “Атаман пузырь”, А.Ф. Кошко “Очерки уголовного мира царской России”, А.С. Макаренко “Педагогическая поэма”, П. Подлесских, А.

 

Терешок “Воры в законе: бросок к власти”, “Преступления, раскрытые Путилиным”, А.Н. Рыбаков “Выстрел”, А.И. Солженицын “Архипелаг Гулаг”, В.С. Утевский “Воспоминания юриста”, В.

 

Чалидзе “Уголовная Россия”, А.П. Чехов “Остров Сахалин”, В.Т. Шаламов “Колымские рассказы” и др.).

 

Эти произведения в определенной мере восполнили информационный пробел о профессиональной преступности, однако они отражали проблему с художественной или публицистической, а не с научно-практической точки зрения. Причем, как и некоторые западные писатели-гуманисты (например, В. Гюго “Отверженные”, Последний день приговоренного к смерти”), русские писатели (Ф.М.

 

Достоевский “Записки из мертвого дома”, Л.Н. Толстой “Воскресенье”, А.П. Чехов “Остров Сахалин” и др.) некоторым образом идеализировали профессионального преступника, пытались представить его жертвой жизненных обстоятельств, а его преступное поведение формой социального протеста.

 

По этому поводу русский писатель В.Т. Шаламов, который в годы сталинских репрессий двадцать лет провел на Колыме и хорошо изучил социальный облик профессионального преступника на примере “воров в законе”, назвал непростительной ошибкой писателей-гуманистов изображение преступного мира как формы социального протеста. В частности, Варлам Шаламов отмечал: “Много выпущено книг, кинофильмов, поставлено пьес на тему перевоспитания людей уголовного мира.

 

Увы!

 

Преступный мир с гуттенберговских времен и по сей день остается книгой за семью печатями для литераторов и писателей.

 

Бравшиеся за эту тему писатели разрешали эту серьезнейшую тему легкомысленно, увлекаясь и обманываясь фосфорическим блеском уголовщины, наряжая ее в романтическую маску и тем самым укрепляя у читателя вовсе ложное представление об этом коварном, отвратительном мире, не имеющем в себе ничего человеческого”1.   Не избежал этой участи и отечественный кинематограф, порождая зрительские симпатии к профессиональному преступнику (“Калина красная”, “Джентельмены удачи”, “Воры в законе” и др.). Нашли своего слушателя пропагандирующие криминальную субкультуру песни, исполняемые представителями массовой эстрадной культуры (А.

 

Новиков, Л. Успенская, В. Цыганова, М. Шафутинский и др.), а также “байки из зоны” в исполнении Шуры Каретного.   В постоктябрьский период, особенно после 30-х г.г., к этой проблеме исследователи не обращались по двум причинам.

 

Во-первых, по причине идеологической, т.к. профессиональная преступность рассматривалась как “родимое пятно” капитализма, явление отмирающее при социализме.

 

Так, А.А. Герцензон отмечал, что социалистическому праву чуждо понятие привычного или профессионального преступника2. Во-вторых, по причине фактической, связанной с тем, что были определенные успехи в борьбе с профессиональной преступностью. Тоталитарному коммунистическому режиму удалось методом жесточайшей репрессии уничтожить шайки и банды представителей дореволюционной общеуголовной профессиональной преступности и преступные сообщества, действовавшие в период военного коммунизма и НЭПа в хозяйственно-экономической сфере.

 

С 60-х годов прошлого столетия исследователи вновь вернулись к проблеме профессиональной преступности, но это явление считалось отмирающим или характерным для капиталистических стран и изучалось не самостоятельно, а в рамках более широкой проблемы рецидивной преступности3.   Впервые в советский период целая совокупность признаков криминального профессионализма была выделена Н.Ф. Кузнецовой в монографии “Преступление и преступность”. По мнению автора, профессиональный преступник характеризуется следующим:   1) занимается преступлениями как бизнесом, специализируясь на каком-либо одном типе преступления, т.

 

е. преступная деятельность является для него основным или исключительным источником существования;   2) действует с умением, тщательно планирует преступление, технически его оснащает, использует определенный “инструментарий” (орудия и средства, специальные приемы);   3) оттачивает свои знания, опыт, искусство;   4) делает преступную деятельность своей карьерой, все подчиняет ей, в т. ч. философию и мировоззрение;   5) идентифицирует себя с преступным миром4.   В дальнейшем исследователи брали за основу именно эти признаки профессиональной преступности.   Наибольшую разработку эта проблема получила в начале 80-х годов прошлого столетия в работах А.И. Гурова, доступ исследователей к которым был ограничен. Остальные авторы освещали эту проблему в основном в рамках рецидивной преступности, в последние несколько лет стали выделяться отдельные разделы в монографиях и учебниках5.   Основным недостатком этих работ является то, что в них профессиональная преступность в основном рассматривается как преступность воровских сообществ. Безусловно, необходимо проанализировать и другие виды профессиональной преступности, например, сообщества, которые занимаются контрабандой. Родовые признаки иных видов профессиональной преступности те, что и у преступности воровских сообществ, однако иное содержание. Например, у профессиональных взяточников или контрабандистов нет особой субкультуры. Вместе с тем рамки настоящей работы, носящей прикладной характер, не позволяют более подробно осветить эту тему. Поэтому обратимся к тому пониманию профессиональной преступности, которое в некоторой степени устоялось.                                                         “…

 

“полтора жида” поднял крик на всю Одессу.  – Где начинается полиция, – вопил он, – и где кончается Беня?

 

– Полиция кончается там, где начинается Беня,   – отвечали резонные люди…”   (И. Бабель “Как это делалось в Одессе”)    Глава 1.

 

Понятие, основные признаки, общественная опасность  и тенденции развития профессиональной преступности     Профессиональная преступность, как и любой вид преступности, обладает родовыми признаками (социальный, уголовно-правовой, относительно-массовый, системный характер, временная и территориальная определенность), состоит из целой совокупности преступлений, образующих в своей системе криминальный профессионализм, лиц, их совершивших (в данном случае профессиональных преступников), среды профессиональных преступников, обладает общественной опасностью, которая является повышенной и специфической.   Ядро профессиональной преступности образует криминальный профессионализм. По мнению А.И.

 

Гурова, криминальный профессионализм – это разновидность преступного занятия, являющегося для субъекта источником средств существования, требующего необходимых знаний и навыков для достижения конечной цели и обуславливающего определенные контакты с антиобщественной средой6. В этом определении нашли отражение специфические (видовые) признаки криминального профессионализма, с которыми в большей части следует согласиться. Однако некоторые из этих признаков, безусловно, нуждаются в уточнении. Прежде всего, в предложенном автором определении отсутствует указание на то, что криминальный профессионализм представляет собой не что иное, как преступную деятельность, а остальные признаки лишь характеризуют его как определенную разновидность.

 

Отдельная совокупность даже большого количества преступлений, не взаимосвязанных между собой, не представляющих собой единой, целостной системы в виде деятельности, криминального профессионализма не образует (например, совершение одним человеком в течение месяца таких преступлений, как кража, убийство, изнасилование, сбыт наркотических средств, получение взятки, халатность, нарушение правил дорожного движения).   Такой вывод вытекает из сущности самой профессии, определяемой в словарях как основной род занятий, трудовой деятельности7, требующей специальных теоретических знаний и практических навыков и являющейся обычно источником существования8.   Ключевым в этом понятии выступает категория деятельности, которая представляет собой социальную форму движения материи: способом существования жизни является активность, животных – жизнедеятельность, человека – деятельность9. Человеческая деятельность характеризуется в литературе как совокупность осознанных и целенаправленных действий, объединенных в единую систему общим мотивом10. Соответственно этому преступная деятельность определяется как система преступных и тесно связанных с ними допреступных и посткриминальных деяний, объединенных общим мотивом11. Включение непреступных деяний в преступную деятельность обусловлено тем, что они имеют общий мотив с преступными действиями, включены в единую цепь преступной деятельности12. Например, уголовно наказуемым является приготовление к тяжким и особо тяжким преступлениям (ч.

 

2 ст. 30 УК РФ). Однако любое приготовление образует определенный этап в развитии преступной деятельности, в силу чего является ее составной частью. Посткриминальная деятельность, направленная на сокрытие совершенного преступления, также является определенным этапом преступной деятельности, однако наказание за нее предусмотрено не во всех, а лишь в определенных случаях (ст. ст. 174, 174 -1, 175, 316 УК РФ). Фактическое участие физических лиц, не обладающих признаками субъекта преступления, в преступлении, совершенном лицом, обладающим такими признаками, является составной частью совместной преступной деятельности, однако не может быть признано преступлением13. Такое понимание преступной деятельности исключительно важно для профилактики криминального профессионализма в тех сферах деятельности, где он стремится к легализации, используемой им для расширения своего влияния на общество (например, в сфере политики).

 

Итак, криминальный профессионализм является прежде всего преступной деятельностью, которая обладает такими видовыми признаками, свойственными всякой профессии, как специализация, квалификация, способность быть источником материального существования, принадлежность к определенной преступной социальной среде, в которой она осуществляется.

 

Специализация предполагает сосредоточение деятельности на каком-либо определенном занятии, приобретение специальных знаний и навыков в конкретной области14. Соответственно этому специализация как признак криминального профессионализма состоит в занятии конкретным видом преступной деятельности, который предполагает овладение специальными теоретическими знаниями, практическими навыками и умениями. Например, лица, действия которых квалифицируются как кражи, только тогда могут быть отнесены к профессиональным преступникам, когда они систематически совершают конкретный вид краж. В дореволюционной России среди воров-профессионалов выделялись такие специализации, как медвежатники, совершающие кражи из сейфов, карманники, домушники, совершающие кражи из квартир, майданники (транспортные воры), стопорилы, совершающие хищения с применением холодного и огнестрельного оружия, воздушники, совершающие кражи с возов и лотков на рынках, хапушники, совершающие хищения рывком имущества из рук потерпевшего, кликушники, совершающие кражи из церквей, голубятники, совершающие кражи белья с веревок15. Разумеется, что специализация существует и у современных воров-профессионалов. Среди них выделяют лиц, занимающихся кражей антиквариата, карманных воров, “рыночников”, совершающих кражи на рынках, “кротов”, совершающих кражи у пассажиров метрополитенов, квартирных воров, воров, специализирующихся на угоне автотранспорта, “трясунов” из числа глухонемых, “ширмачей” и т.

 

д. Среди мошенников выделяется более сорока специализаций 16.   Квалификация в рассматриваемом аспекте предполагает уровень профессиональной подготовленности лица к какому-либо виду деятельности17.

 

Иначе говоря, квалификация является качественной характеристикой специализации, показывающей уровень профессионализма определенного лица.

 

Очевидно, что уровень квалификации профессионального преступника является достаточно высоким, что позволяет ему довольно долго и успешно заниматься преступной деятельностью. Виртуозность и изобретательность, которой обладают многие профессиональные преступники, вызывает удивление. Например, в литературе описан актерский талант дореволюционной воровки Соньки Золотая ручка (Софья Блювштейн), которая умела выдать себя за аристократку, очаровать помещиков, дворян, чиновников, являвшихся постояльцами гостиниц, пассажирами поездов, разжалобить их, изобразить влюбленную в них женщину, войти с ними во флирт или половую связь, а затем, усыпив потерпевшего с помощью снотворного или воспользовавшись его естественным сном, совершить у него кражу денег, драгоценностей или других вещей18. По свидетельству А. П. Чехова, осужденная Софья неоднократно использовала свою привлекательную внешность и актерские данные, пытаясь сбежать с Сахалина, нарядившись солдатом или очаровав надзирателей, один из которых даже бежал вместе с нею19.   Личностный смысл профессиональной преступной деятельности состоит в том, что осуществляющее ее лицо стремится за счет этого обеспечить свои материальные потребности. Именно поэтому преступная деятельность как источник материального существования становится обязательным атрибутом криминального профессионализма. При этом профессиональный преступник может полностью существовать за счет доходов от преступной деятельности, а может лишь частично удовлетворять свои материальные потребности за счет этих доходов20. Конечно, за счет преступлений могут удовлетворяться и другие потребности личности. Например, кровавый маньяк Чикатило, убивая свои жертвы, удовлетворял свои извращенные, болезненные половые потребности. Однако в этом он видел личностный смысл своего маргинального существования. Совершаемые им преступления не позволяли даже в малой степени решать его материальные проблемы. Смысл всякой профессиональной деятельности состоит именно в возможности материального существования за счет нее. Поэтому правы те авторы, которые не считают удовлетворение в процессе преступной деятельности потребностей нематериального характера признаком профессиональной преступности21.   Отметим, что по указанным причинам профессиональные преступники совершают чаще всего корыстные преступления (кражи, мошенничества, ненасильственные грабежи и т. д.). Разумеется, что эти лица могут совершать и корыстно-насильственные преступления, однако корысть в них является движущим мотивом, а насилие в основном только средством совершения деяния. Не случайно в литературе отмечается, что в “блатном” фольклоре героями былинного жанра будут в основном “медвежатники”, карманники и “каталы”, а “мокрушники” окажутся героями страшилок22.   Сказанное, безусловно, не означает, что отдельные преступники-профессионалы по своим личностным качествам не склонны к насилию. В.Т. Шаламов отмечал, что “воры”, научившись в лагерях убивать друг друга в междуусобной “сучьей” войне, стали применять ножи по любому поводу: “Показалось, что повар налил супу мало или жидко – повару в бок запускают кинжал, и повар отдает богу душу. Врач не освободил от работы – и врачу на шею заматывают полотенце и душат его …”23. Описывает автор и другой случай, когда блатари услыхали, что человека можно убить, если ввести ему в вену воздух. Из чистого любопытства, желая проверить это, они сделали такой укол одному осужденному, и человек умер24.

 

Деятельность профессионального преступника невозможна без его принадлежности к определенной криминальной среде. Эта принадлежность означает не только нахождение лица в окружении себе подобных, общении с ними, но и идентификацию себя с преступным миром.

 

В этой среде преступник находит моральный стимул деятельности, поддержку и относительную безопасность25. В общесоциальном смысле эта среда обеспечивает сохранение и воспроизводство криминального профессионализма.   Для среды профессиональных преступников характерны такие специфические черты, как неформальные нормы поведения, специфическая субкультура, органы координации деятельности этой среды, ее закрытый для остального социума характер.   В наибольшей степени эти черты свойственны такой среде профессиональных преступников, как “воры в законе”. Становление системы неформальных норм связано с возникновением “воровской идеи”, воплотившейся в виде “воровского закона”, на основании которого, по мнению Б.Ф. Водолазского и Ю.А. Вакутина, в начале 30-х годов прошлого века произошло слияние авторитетов общеуголовных группировок в местах лишения свободы в сообщество “воров в законе”. Смысл “воровской идеи” состоит в том, что вор должен жить отдельно от общества, отвергать социально полезные связи и обязанности26. Эта идея представлялась в виде отдельных норм, составлявших содержание “воровского закона”: вору запрещалось заниматься общественно полезным трудом, состоять в общественных организациях, стремиться к досрочному освобождению, заниматься политикой, иметь постоянную семью, заниматься коммерцией, брать в руки оружие для оказания помощи государству (например, для защиты Отечества), оказывать помощь правоохранительным органам, совершать некоторые общеуголовные преступления (например, хулиганство) и т. д.27 Причем эти нормы предполагали двойной стандарт отношения к тем, кто был вором или был близок к нему по роду деятельности, и к остальной части общества, прежде всего к законопослушной части населения, так называемым “фраерам”. Воры свято честны в отношениях друг с другом, однако иное отношение у них к фраерам. Как отмечал В.Т. Шаламов: “Ложь, обман, провокация по отношению к фраеру, хотя бы к человеку, который спас блатаря от смерти – все это не только в порядке вещей, но и особая доблесть блатного мира, его закон. Лживость блатарей не имеет границ, ибо в отношении фраеров (а фраера – это весь мир, кроме блатарей) нет другого закона, кроме закона обмана – любым способом: лестью, клеветой, обещанием … Фраер и создан для того, чтобы его обманывали … “.28 Не менее хлестко эту мысль выразил А.И. Солженицын: “Урки – не Робин Гуды! Когда нужно воровать у доходяг – они воруют у доходяг. Когда нужно с замерзающего снять последние портянки – они не брезгают и ими.

 

Их великий лозунг – “умри ты сегодня, а я завтра!”.29В целом можно отметить, что социальные нормы “воровской” среды являются крайней материализацией философии индивидуализма, которая всегда была свойственна криминальной среде. Очень образно мировоззренческий фон каторги конца 19 века выразил русский писатель В. М. Дорошевич словами: “каждому – до себя”30. Современная версия этой идеи выглядит более развернуто: “Не верь, не бойся, не проси”.   Отступление от основных постулатов “воровского закона” жестоко карается. По свидетельству А. И. Гурова, существует три вида санкций за такие нарушения: публичная пощечина, применяемая за мелкие провинности, исключение из воровского сообщества за более серьезные проступки, и, наконец, смерть за самые тяжкие нарушения31. В частности, автор описывает, как воры приговорили к смерти своего товарища – карманника Хитрого за то, что он “шпарил деньги”, т. е. оставлял лично себе без уведомления других воров часть денег, которые добывал вместе с другими карманниками путем краж.

 

Причем воры, заподозрив в этом своего товарища, проверили свои подозрения, подсунув Хитрому кошелек с купюрами, номера которых были заранее пересчитаны. Часть этих денег Хитрый присвоил и был уличен32.   Следует отметить, что воровская среда крайне беспощадна к нарушителям “воровской идеи”. В качестве примера сошлемся на следующую ситуацию, которая описывается в литературе. Во время Отечественной войны многие воры добровольно пошли на фронт защищать Родину в штрафные батальоны. Их смелость, привычка к риску, навыки владения оружием делали их неплохими солдатами, заслуги некоторых из них были отмечены боевыми орденами. Однако после демобилизации они, естественно, вновь вернулись к старому ремеслу, были осуждены и попали в места лишения свободы, надеясь на то, что они там будут приняты по-прежнему как воры.

 

Вместе с тем они были отвергнуты “правоверными” ворами, которые ни на шаг не отступили от воровских понятий в годы войны. За оказание содействия государству в борьбе с фашизмом ушедшие на фронт были названы суками и без всяких оговорок отвержены от преступного сообщества. Разумеется, бывших фронтовиков это не устроило, и они начали борьбу за восстановление своих прав, объявив “новый воровской закон”, который в некоторой степени смягчал наиболее одиозные ограничения “воровской идеи”. Например, ворам разрешалось занимать низовые административные должности в местах лишения свободы (старост, бригадиров и т. д.), в некоторых вопросах взаимодействовать с администрацией исправительно-трудовых учреждений. Безусловно, это был тактический ход сук, необходимый им для того, чтобы при поддержке администрации вернуть себе прежнее привилегированное положение.

 

Воплощение в практику “нового воровского закона” на первых порах было связано с деятельностью вора по кличке “Король”, который боролся со своими противниками с помощью особого ритуала. Выстроив в колонии всех осужденных, Король выбирал из них воров и предлагал им следующую альтернативу: становиться сукой, поцеловав приставленный к губам нож, или умирать. Такой способ борьбы вызвал ответное противодействие со стороны “правоверных” воров, которые стали уничтожать сук. В результате на Колыме началось крупномасштабное истребление воровских группировок друг друга33.   Специфическая субкультура “воров в законе” включает в себя жаргон, невербальные средства общения, прозвища, татуировки, эстетические потребности (ритуалы, музыкальную и литературную культуру, стиль одежды и манеру поведения). Каждый из этих элементов субкультуры дает достаточно ясное представление о социально-типичных признаках “воров в законе” и одновременно выполняет несколько функций в криминальной среде.34 На наш взгляд, элементы преступной субкультуры выполняют четыре основные функции, а именно: коммуникативную, являясь специфическим средством устного, письменного или невербального общения преступников между собой; конспиративную, позволяющую обеспечить закрытость криминальной среды для законопослушного общества; опознавательно-стратификационную, позволяющую опознать принадлежность “воров в законе” к лидерам криминальной среды; компенсационную, предназначенную для оправдания преступного образа жизни через термины, имеющие позитивный или социально-нейтральный смысл (“авторитет” – известный человек в криминальной среде, “работать” – совершать кражи и т. д.). Безусловно, что каждый из элементов криминальной субкультуры в большей мере выполняет какую-то одну из функций: жаргон в большей степени предназначен для общения, татуировки – для опознания личности, прозвища – для конспирации и т. д.

 

Мало того, выполняемая каждым элементом функция во многом зависит от того, в какой ситуации он используется. Например, если жаргон используется в среде единомышленников, он выполняет в основном коммуникативную функцию, если для межкамерной переписки в тюрьме – конспиративную, если для общения при первой встрече с незнакомым человеком – опознавательную; если для пропаганды преступного образа жизни в законопослушной среде – компенсационную.   Жаргон (“блатная музыка”) представляет собой сложную смесь из иностранных, интернациональных, современных и устаревших русских слов35. Лингвисты отмечают лексическую ущербность этого жаргона, вульгарность, стилистическую размытость и неточность36.

 

Вместе с тем жаргон “воров в законе” очень образный, в ряде случаев метафорично отражает суть обозначаемых им явлений. Не случайно специалисты русского языка отмечают его широкое распространение среди населения37, в частности таких слов, как “опустить” (унизить), “наехать” (предъявить претензии), “кинуть” (обмануть), “качать права” (доказывать), “разборки” (выяснение отношений между спорящими сторонами), “замочить” (убить), “грузить” (создавать человеку проблемы), “бригада” (преступная группа), “беспредел” (действия, выходящие за рамки общепринятых правил) и т.

 

д. Этот жаргон лежит и в основе общеуголовного жаргона и жаргона мест лишения свободы.

 

В “блатном” жаргоне можно условно выделить, во-первых, нейтральную лексику, используемую для обыденного употребления (“базар” – отвлеченный, пустой разговор, “бухало” – спиртные напитки, “вилы” – опасность, “пахан” – авторитетный человек, лидер в преступной среде, “бык”, “торпеда” – физически сильные люди, используемые для решения каких-либо проблем, не требующих умственных усилий, например для избиения предпринимателя, отказавшегося платить преступной группе “теневой налог” и т.

 

д.). Во-вторых, вульгарно-бранную лексику, несущую в себе цинично-негативную оценку каких-либо явлений (“агрегат”, “ваучер”, “вафля”, “болт” – мужской половой член, “пидарка” – головной убор, “грелка”, “шкура” – проститутка, “лох” – бестолковый, неумный или неопытный в определенном деле человек).

 

В-третьих, арго – часть жаргона, используемая в целях конспирации и приобретающая характер фразеологизмов, т.

 

е. устойчивых сочетаний слов (“забить стрелку” – назначить встречу, “держать трассу” – совершать карманные кражи в общественном транспорте, “сесть на хвост” – следить и т. д.). Следует отметить, что среди лингвистов нет единообразного понимания природы и назначения арго. Одни исследователи считают, что фактически арго, сленг и жаргон являются равнозначными понятиями, означающими лексику, используемую в определенных профессиональных или социальных группах38. Другие исследователи полагают, что арго – это социально-ограниченная лексика, состоящая из эмоционально-экспрессивных выражений39. Третьи – что арго – засекреченный, искусственный язык определенных социально замкнутых групп, в частности, преступного мира40. Четвертые полагают, что арго представляет собой стихийно возникающий и формирующий язык, выполняющий в ряде случаев в преступном мире конспиративные функции41.

 

Пятые указывают на то, что арго представляет собой разновидность жаргона, т. е.

 

совокупность особенностей речи группы людей, которые по каким – либо причинам хотят засекретить свой язык, сделать его непонятным для окружающих42. Последняя точка зрения является наиболее правильной в связи с тем, что не вся лексика, образующая жаргон, способна выполнять конспиративные функции. Как уже указывалось, жаргон образует кроме арго и нейтральная и вульгарно-бранная лексика.

 

Следует отметить, что “блатной” язык совершенствуется, изменяется43 в связи с необходимостью самосохранения и под воздействием изменений в обществе.   Дополнением к жаргону выступают невербальные средства общения44: жесты (“тюремный семафор”), перестукивание по стенке, системе центрального отопления или канализации, позы, мимика и т. д.45 Эти средства предназначены для конспирации, являются сжатым и быстрым способом передачи информации. Такой способ общения является вынужденным, т. к. несет в себе мало информации, поэтому он применяется там, где невозможно полноценное общение (в СИЗО, тюрьме, в общественных местах при совершении карманных краж, в местах, где происходит игра в карты, на деньги или другие азартные игры).   Прозвища (“погоняла”, “погремушки”) выполняют своеобразную роль клейма, т. е. заменяют фамилию, подчеркивают физические качества преступника или его недостатки, указывают на его положение в преступной среде. В целом прозвища являются основным средством деперсонализации личности, т. к.

 

они обедняют многообразие духовного мира и социальных качеств отдельного человека, выделяют в нем преимущественно одно свойство, значимое для криминальной среды, причем не обязательно положительное и сущностное (например, кличка “кот” у одного из представителей воровской среды означала только его увлечение женщинами).   Отметим, что в юридической литературе нередко имена собственные, даваемые в криминальной среде, называют кличками46. Вместе с тем лингвисты термином “клички” обозначают имена собственные животных, а термином “прозвища” – имена собственные людей47.   Татуировки по большей части свидетельствуют о демонстрации лицом своей принадлежности к преступному миру и несут информацию о личности ее обладателя (насильственной ориентации, сентиментальности, мировоззрении, местах отбывания наказания и т. д.)48.   Эстетические потребности “воров в законе” воплощаются в специфические ритуалы, музыкальную и литературную культуру, стиль одежды и манеру поведения.

 

Среди ритуалов особенно выделяется ритуал похорон ворами своих собратьев по “цеху”. Воры по большей части личности экзальтированные49, поэтому похороны обставляются особо картинно: собирается большое количество криминальных авторитетов, которые подъезжают в сопровождении своей охраны на дорогих иномарках, поминальный обед проходит в престижном ресторане, покойного отпевают в церкви, на могилу ставится роскошный памятник с трогательной надписью, произносятся пышные, клятвенные и проникновенные речи50.   Музыкальная культура “воров в законе” предстает в виде сентиментальных, жалобных, задушевных и трогательных песен, примитивных по сюжетной фабуле, банальных по стихотворной форме выражения. Отличительной особенностью этих песен является то, что в них повествование ведется от самого действующего лица.

 

Безусловно, что направленность этих песен связана с романтизацией и легендированием героев преступного мира51. Причем в качестве масштаба оценки всех явлений в таких песнях выступают ценности преступного мира. Не случайно девушка из нормальной социальной среды, понравившаяся вору, сравнивается в песне Михаила Круга “Девочка-пай” с проституткой: “В нашей Твери нету таких, даже среди шкур центровых”.   Литературная культура “воров в законе” ограничивается своеобразным изложением сюжетов известных произведений классиков русской и зарубежной литературы в форме блатных романов (ударение на первый слог)52. Причем, нормативная лексика заменяется жаргоном или махровой нецензурщиной, произвольно измененными ударениями слова до неузнаваемости искажаются. Например, в названии трагедии В.

 

Шекспира “Гамлет” ударение делается на последний слог.

 

Оценка личности и поступкам героев дается, разумеется, исходя из системы ценностей воров. В частности, главный персонаж романа Ф.М. Достоевского “Преступление и наказание” Родион Раскольников осуждается в “литературном” пересказе блатных романов в большей степени не за то, что он совершил убийство двух женщин из-за денег, а за то, что, имея руки, как у “щипача” (нежные, чувствительные руки, необходимые карманнику для совершения краж), не хотел работать (совершать кражи), совершил преступление по-дилетантски (“Кровищи-то было, на зоне такого не бывает!”), не воспользовался похищенным, страдал угрызениями совести (“Ну, какого вора на место совершения преступления тянет?”). Сам Ф.М. Достоевский заслуживает похвалы не за свою гениальность, а за то, что “сам на зоне парился”.   По внешнему виду воры должны выделяться из окружающих, быть аккуратными, подтянутыми, хорошо, ярко и по своеобразной моде одеваться, производить впечатление сильных, рассудительных, умных, собранных и представительных людей, имеющих солидные знакомства и вес в обществе.

 

В качестве органов, координирующих деятельность воровской среды, выступают “воровские сходки” и “воровской общак”. Сходка представляет собой коллегиальный орган воров, на котором они решают наиболее важные вопросы, с которыми сталкивается преступная среда. Наиболее крупные “сходки” представляют собой “воровские съезды”53, на которых вырабатывается общая стратегия деятельности “воровского движения”. Примером такого несостоявшегося съезда является сорванная самарским СОБРом “сходка”, на которую собрались 17 января 1997 года под Самарой 23 вора и приближенные к ним криминальные авторитеты. На этой “сходке” предполагалось обсудить вопросы, связанные с поступлением в “воровской общак” денег с АвтоВАЗА и самарских нефтеперерабатывающих предприятий, разрешением конфликтов между преступными группировками из-за взаимных неплатежей и из-за сфер влияния на определенные территории и крупные предприятия, “коронацией в законники” (посвящением в воры), назначением “смотрящих” (ответственных за положение дел от воровской среды) за определенной территорией или сферой экономики и др.54 Если на сходке решается вопрос о наказании вора за нарушение “воровской идеи”, то такие сходки называются “правилками”, являющимися своеобразным воровским судом55. На таких сходках может быть принято решение об убийстве вора за наиболее серьезные провинности. Исследователи, описывающие процедуру казни воров, подчеркивают ее ярко выраженную ритуальность, связанную с предъявлением нарушителю обвинения, допросом “свидетелей”, выражением своего мнения “судьями”, жестокость, связанную с тем, что во внимание не принимаются никакие смягчающие обстоятельства (прошлые заслуги, наличие детей на иждивении, сложные жизненные условия и т. д.), а также с тем, что “осужденному” самому предоставляется возможность привести “приговор” в исполнение56.   “Общак” некоторыми исследователями понимается не как орган управления, а как своеобразный материальный фонд, в котором происходит накопление денег, а в местах лишения свободы, кроме того, продуктов питания, одежды, других предметов бытового назначения, спиртного и наркотиков (В.В. Зайцев, Н.М.

 

Якушин). Это крайне упрощенное понимание сути “общака”, прежде всего в современных условиях, когда идет целенаправленная политика легализации криминальных доходов. В такой примитивной форме общак существовал до середины 80-х годов прошлого столетия, т. е. до перехода нашего общества к рыночной экономике, в определенной мере такая примитивная форма сохранилась и в местах лишения свободы. В настоящее время “общак” – это не спрятанная денежная кубышка на “черный день”, а производящий капитал, включенный в реальную экономику в виде материальных ценностей и безналичных денег. Кроме того, “общак” – это определенная финансовая структура, созданная для обслуживания экономических интересов воровской среды. “Общак”, как минимум, включает в себя три вида “должностных” лиц: рулевых, принимающих решение о расходовании денежных средств из “общаковой кассы” и избираемых из наиболее образованных и грамотных воров; кассира или хранителя “общака”, несущего персональную ответственность за его неприкосновенность; воровских ревизоров, которые проверяют сохранность “общака” и правильность его расходования57. “Общаковая касса” формируется из отчислений, осуществляемых преступными группами и отдельными лицами, занятыми преступным промыслом.

 

Расходная часть “общака” состоит из затрат на общие нужды и личные нужды воровской элиты. В общие статьи расходов входит “грев зоны” (переброска в места лишения свободы наркотиков, спиртного, денег, продуктов питания, других предметов потребления), подкуп должностных лиц, осуществляющих коррупционную защиту воровской среды, оказание помощи тем сподвижникам, которые оказались в сложных жизненных условиях, например, вышли из мест лишения свободы. В период перехода России к рыночной модели жизнедеятельности средства из общака стали даваться в долг под проценты58. Личные нужды воровской элиты связаны с приобщением воров к тому образу жизни, который принят в среде новоявленной буржуазии (приобретение дорогих автомобилей, особняков, предметов роскоши и т. д.). Следует отметить, что среди воров, придерживающихся старых воровских традиций, такие расходы осуждаются, и за чрезмерные траты виновный привлекается к суровой ответственности, выражающейся в основном в том, что нарушитель должен вернуть под угрозой смерти израсходованное с большими процентами59.

 

Таким образом, “общак” включает в себя, помимо общей кассы, и некоторых лиц, ответственных за финансовые вопросы воровской среды.   Сущностная характеристика профессиональной преступности состоит в раскрытии ее общественной опасности. Общественная опасность каждого вида преступности состоит из ее вредоносности и прецедентности60. Вредоносность преступности предполагает возможность наступления от нее последствий приспособительного и преобразовательного свойства. В первом случае преступность никаких изменений в социальной среде не производит, однако негативный характер этих последствий состоит в том, что преступники адаптируются к социальной среде через преступное поведение и приспосабливают свойства этой среды к своей преступной деятельности. Во втором случае преступность негативно изменяет социальную среду. Прецедентность преступности означает возможность ее повторяемости, прежде всего то, что преступление является не единичным эксцессом, а несет в себе свойства человеческой практики61. Специфика общественной опасности каждого вида преступности определяется ее характером и степенью.   Характер общественной опасности профессиональной преступности выражается, во-первых, в преступной деятельности, осуществляемой как профессия и порождающей социально-негативные последствия приспособительного и преобразовательного характера, во-вторых, в прецедентности существования этой деятельности.   Степень общественной опасности профессиональной преступности является более высокой по сравнению с преступностью, не относящейся к таковой. Это обусловлено тем, что профессиональная преступная деятельность, в силу повышенного “мастерства” ее субъектов, создает большую вероятность наступления социально-негативных последствий, причем более тяжких, чем обычная преступность. Следует также отметить, что криминальный профессионализм означает ориентацию на длительную преступную деятельность, а существование профессиональной преступной среды является основой для его воспроизводства и развития. Все это повышает прецедентность существования профессиональной преступности.   Кроме того, повышенная степень общественной опасности профессиональной преступности состоит также в том, что она, вместе с некоторыми иными видами преступности (например, организованной), порождает специфический вид последствий – социально-негативную среду, криминализирующую современный социум. Это выражается в следующем.   1. В экономической сфере происходит криминализация производственных отношений, отчего общество несет материальные издержки. В частности, в предпринимательской деятельности широкое распространение получил рэкет, который выражается в основном профессиональной групповой преступной деятельностью, направленной на отнятие у предпринимателей части прибавочного продукта за счет криминального насилия. Результатом такой деятельности является удорожание производимых товаров и оказываемых услуг, снижение их качества, сужение базы налогообложения из-за сокрытия части прибыли, отдаваемой рэкету.   2.

 

В сфере социального управления криминализация состоит в выполнении криминалитетом многих функций, аналогичных функциям государственных органов, в частности, в местах лишения свободы. Особо показательным в этом отношении является институт “смотрящих”, которые назначаются “ворами” в законе из числа приближенных к ним осужденных. “Смотрящие” занимаются сбором с осужденных денег, продуктов, иных предметов потребления в “общак”, при достижении компромисса с администрацией мест лишения свободы помогают ей поддерживать порядок, выполнять производственные задания, оказывают в необходимых случаях осужденным материальную и моральную поддержку при выходе из мест лишения свободы и в других сложных ситуациях. В обязанности “смотрящих” входит также контроль за деятельностью администрации мест лишения свободы с тем, чтобы она не нарушала права осужденных: правила техники безопасности, условия оплаты труда осужденных и т. д.

 

Практика показывает, что “смотрящие” выполняют эти функции иногда эффективнее, чем работники прокуратуры или сотрудники управленческого аппарата исправительных учреждений, осуществляющие ведомственный контроль за местами лишения свободы. В состоянии преступная среда в местах лишения свободы проводить также работу, аналогичную оперативно-розыскным мероприятиям. В целом ряде учреждений преступными авторитетами ведется своеобразная разведывательная и контрразведывательная деятельность. Разведывательная деятельность направлена в основном на установление коррумпированных сотрудников из числа администрации мест лишения свободы, сбор на них компрометирующей информации с целью склонения к сотрудничеству с криминальными структурами.

 

Контрразведывательная деятельность криминальной среды направлена на обеспечение ее закрытости, пресечение возможной утечки информации, выявление негласных сотрудников администрации, распространение дезинформации62.

 

Криминалитет претендует на социальную власть не только в местах лишения свободы, но и во всем социуме.

 

Например, происходит “вымывание” подсудности у судов, входящих в государственную судебную систему. Это означает, что возникающие между субъектами права конфликты, которые вытекают из существующих правоотношений и требуют для своего разрешения судебной процедуры, решаются помимо официального судопроизводства с помощью лидеров и “силовых” структур криминальной среды. Прежде всего речь идет об имущественных спорах, составляющих подсудность арбитражного суда63. Такие споры касаются в основном долговых обязательств (выбивание долгов, воздействие на кредиторов в интересах должников и т. д.)64.

 

Попытки реформировать судебную систему на демократических началах на практике привели к тому, что “теневая” процедура разрешения правовых конфликтов оказалась более эффективной, более быстрой, менее дорогостоящей и имеющей более надежные структуры исполнения решений лидеров преступной среды, чем институт судебных приставов.   Масштабность этого явления позволяет исследователям справедливо утверждать, что в России сформировалась система “теневой юстиции”. Эта система включает в себя разрешение на основе норм обычного права и криминальных норм решений по имущественным спорам, а также исполнение этих решений под угрозой криминального принуждения65. Мало того, такая модель “правосудия” в отдельных случаях воспринята правоохранительными органами, руководители которых используют подчиненные им спецподразделения в системе теневой юстиции, т.

 

е. для разрешения имущественных споров, передела собственности, возврата долгов. Разумеется, что такая трепетная забота правоохранительных органов об интересах одной из спорящих сторон оплачивается последней.

 

Это явление приобрело настолько развитые формы, что стал наблюдаться в сфере теневой экономики процесс подмены прикрытия предпринимателей со стороны криминальных структур прикрытием со стороны правоохранительных органов (“синие” крыши стали заменяться “красными”)66. Не случайно исследователи стали говорить о своеобразном бюрократическом рэкете67.   Следует обратить также внимание на стремление криминальных структур войти в отдельные политические партии и движения68. Это явление можно рассматривать одновременно и как вхождение криминалитета в политику, представители которого избираются в законодательные органы по партийным спискам, и как легализацию незаконных доходов, которыми финансируется деятельность этих партий и движений69.

 

3. В сфере социальных отношений криминализация социума состоит в том, что криминальный профессионализм становится средством адаптации целых социальных общностей в сложных экономических условиях.

 

Значительная часть населения втягивается не просто в теневую, а в криминальную экономику70. Так, в профессионально действующие преступные группы перерастают целые цыганские общины, занимающиеся сбытом наркотических средств и другими видами криминального предпринимательства. Отсутствие в современном социуме усилий государства, направленных на вовлечение цыган в позитивную деятельность, сохранение родоплеменной организации их общности, не позволяют цыганской общине занять социально-позитивную нишу в общественном разделении труда, усвоить законопослушные нормы и социальные роли, заниматься легальным предпринимательством.   4. В сфере социализации подрастающего поколения криминализация выражается в существовании и деятельности криминогенных территориальных подростково-молодежных группировок, через которые идет интенсивный процесс воспроизводства социальной базы преступного мира. Эти группировки как фактор криминальной социализации несовершеннолетних проявляют себя, во-первых, в том, что создают относительно закрытую антиобщественную среду, находясь в которой подростки приобщаются к криминальным нормам и ценностям, субкультуре, социальным ролям и образу жизни, а также активно воспроизводят криминальный образ жизни в своей жизнедеятельности. Во-вторых, в том, что негативно влияют на многие процессы в социуме, в частности, разрушают позитивную неформальную среду социализации подростков, претендуя на единственно возможную организационную форму объединения несовершеннолетних, негативно сказываются на воспроизводстве рабочей силы и деятельности многих социальных институтов, ухудшают морально-психологический климат среди населения из-за массовых нарушений общественного порядка и других преступлений, вызывающих большой общественный резонанс, способствуют деформации правового сознания71. Следует отметить, что криминализация несовершеннолетних в территориальных подростково-молодежных группировках – явление не чисто российское, а характерное для стран, столкнувшихся с интенсивными процессами миграции населения и урбанизации крупных городов72.   5.

 

В сфере освоения правового поля криминализация социума выражается, во-первых, в частичной легализации профессиональной преступности. Во-вторых, в использовании профессиональными преступниками имеющихся “пробелов” в праве и существующих правовых норм в противоречии с их социальным назначением.

 

В первом случае криминалитет пользуется неурегулированностью некоторых отношений действующим законодательством. Например, криминальные структуры активно легализовали незаконные доходы, приобретя на них в начале 90-х годов XX века приватизированные объекты, пользуясь тем, что от участников приватизации ранее действующее законодательство не требовало доказывания правомерности происхождения доходов. Во втором случае с помощью права создается дополнительный барьер безопасности для криминалитета от позитивного социального контроля со стороны социума. В ряде случаев представителям криминалитета удается получить депутатский мандат для того, чтобы приобрести депутатскую неприкосновенность. Следует отметить, что освоение правового пространства – это явление не только новое для современного криминалитета. Оно представляет также отступление от определенных устоев такой разновидности профессиональной криминальной среды, как “воры в законе”. Отдельные авторы рассматривают такое отступление от традиций воровской среды, которой свойственно негативное отношение к законопослушному образу жизни, как двуличность “воров в законе”, как реализацию ими только своих личных целей73. На наш взгляд, это поверхностное объяснение глубинной стратегии приспособления криминальной среды к новым социально-экономическим условиям.

 

6. Криминализация творческой деятельности выражается, во-первых, в том, что один из ее продуктов – криминальная субкультура становится обыденным явлением жизни. В частности, широкое распространение получил криминальный жаргон. Некоторые лингвисты считают это явление нормальным и даже позитивным, способствующим развитию и совершенствованию русского языка74. Вместе с тем внедрение жаргона в нормальную социальную среду влечет негативные изменения в сознании и поведении людей75. Особенно негативную роль играет вульгарно-бранная часть жаргона.

 

По этому поводу директор Института русской литературы РАН Н.Н. Скатов заметил: “… разрушается иерархия в языке, имею в виду такое чудовищное явление, как внедрение матерщины в нашу лексику.

 

Что скрывать, матерщина с незапамятных времен существовала в нашей жизни, весь фокус в том, как к этому относиться.   То, что слышим порой в фильмах, недавно называлось нецензурщиной, непечатными словами. А мы в условиях отсутствия цензуры печатаем и произносим то, что не печатается и не должно печататься. В то время как брань – страшная вещь, могучее и соблазнительное орудие, тем более что мы изобрели ругань невиданной силы и громадного цинизма”76. Однако использование даже социально-нейтральных терминов в целях оправдания преступного образа жизни влечет криминализацию и языка, и общественного сознания, т. к. происходит смысловая замена нормального содержания этих терминов на негативное. Например, в обыденном сознании термин “бригада”, во многом благодаря одноименному отечественному “киношедевру”, ассоциируется не с производственной бригадой, а с группировкой профессиональных бандитов.   На наш взгляд, овладение жаргоном широкими слоями населения способствует снижению в общественном сознании значимости важнейших социальных ценностей. Созвучно этой мысли описание русским поэтом Максимилианом Волошиным терминологического упрощения кровавой бойни периода гражданской войны:   “Брали на мушку”, “ставили к стенке”,   “Списывали в расход” –   Так изменялись из года в год   Быта и речи оттенки.   “Хлопнуть”, “угробить”, “отправить на шлепку”,   “К Духонину в штаб”, “разменять” –   Проще и хлеще нельзя передать   Нашу кровавую трепку. (“Терминология”, 1921)   Безусловно, такая кощунственная терминология смягчала суровую оценку тяжелейшего греха – убийства человека, снижала ценность человеческой жизни.   Следует также отметить, что в художественных произведениях и публицистике пропагандируется терпимое и даже уважительное отношение к представителям криминальной среды. Они становятся забавными персонажами детских книжек.

 

Так, писатель Григорий Остер сочиняет для детей загадки следующего типа: “Один преступник собрался ограбить собственную бабушку и направил на нее два пистолета. Но бабушка сама была старая преступница и направила на внука в два раза больше пистолетов. Сколько всего пистолетов направили друг на друга внук и бабушка?”77.

 

В публицистике также возвеличивается образ “вора в законе”. Например, журналист газеты “Томский вестник” Шерстоваева С. в одной из публикаций выражает неподдельную скорбь по поводу трагической гибели “вора в законе” по прозвищу Дато. Свою позицию автор обосновывает тем, что “воры в законе” выполняют социально полезные функции в обществе, в частности, разрешают некоторые имущественные споры. Статья заканчивается парадоксально: “Нужен ли вор в законе?

 

Может быть. Кто-то же должен править преступным миром, уж скоро он есть. Благодаря ворам в криминальных структурах хоть какой-то порядок есть. Потому что уж если и там начнется развал, первым пострадает порядочный томич, рядовой гражданин. А у милиции и так рук на всех не хватает, как, впрочем, и мест в ИТК.   Не успело еще остыть тело Дато, как его повезли хоронить на историческую родину, в Грузию. А нам, наверное, скоро нового пришлют. Взамен.

 

Пожелаем ему удачи”78.

 

Немало преуспели публицисты в идеализации представителей криминалитета новой волны, которые не относятся к “ворам в законе”, в частности, красноярского предпринимателя А. П. Быкова79.

 

Особенно странным, на наш взгляд, является определенная романтизация в публицистике образа профессионального преступника, прежде всего “вора в законе”, сотрудниками правоохранительных органов80.   7.

 

В информационно-психологической сфере криминализация социума состоит, во-первых, в превращении средств массовой коммуникации в мощную детерминанту преступности, способствующую разрушению позитивного правосознания граждан, дискредитации авторитета государственных органов, и, прежде всего, правоохранительных органов, нормативному утверждению криминального образа жизни, разрушению системы государственного и общественного контроля над преступностью. Это стало возможным в результате противоречивого развития средств массовой коммуникации (печати, радио, кинематографа, телевидения). С одной стороны, утрачена неоправданная монополия государства на массово-коммуникативное воздействие81, оказываемое на население, с другой стороны, к средствам массовой коммуникации получили доступ деструктивные силы, в частности криминальные структуры82, которые навязывают обывателю свои квазиценности, формирующие личность непродуктивной, антисоциальной ориентации83.

 

Культивирование маргинального поведения увеличивает круг людей, пользующихся услугами порочного свойства, на которых экономически паразитирует организованная и профессиональная преступность.

 

В частности, обращение к услугам проституток стало обыденным явлением среди “новых русских” в период их многочисленных попоек.   Во-вторых, криминализация социума в указанной сфере состоит также в освоении криминалитетом виртуальной реальности в преступных целях. Пополнение рынка безработных высококвалифицированными специалистами-компьютерщиками, которые не нашли позитивного применения своим способностям, представляет большой интерес для криминальных структур, превращает компьютерную технику в мощное информационное оружие совершения преступлений. Профессиональная преступность, войдя в сферу виртуальной реальности, стала в еще меньшей степени подвергаться контролю со стороны общества, поскольку результаты разработки технических средств защиты от компьютерной агрессии до сих пор не являются достаточно эффективными84.   На наш взгляд, создание негативной социальной среды жизнедеятельности, криминализация социума являются основным и наиболее значительным вредом от профессиональной преступности, которая становится одним из сильнейших элементов самодетерминации преступности в целом.   Безусловно, профессиональная преступность – это динамичное явление, имеющее свои тенденции развития, к которым относятся следующие.   Во-первых, “воры в законе” отказались от наиболее обременительных традиций воровской среды, сдерживающих необходимость приспособления последней к изменившимся социально-экономическим условиям.

 

В частности, воры стали заключать браки, т. к.

 

семья является наиболее надежной социальной группой для сохранения и приумножения теневого капитала. Смягчены наиболее жесткие запреты на недопустимость любого сотрудничества или даже нейтральных контактов с государством.

 

Это коснулось даже мест лишения свободы. По утверждению специалистов, криминальным авторитетам стало выгодней сотрудничать с администрацией мест лишения свободы, чем находиться в оппозиции85.

 

Об этом свидетельствуют многочисленные “малявы” (письменные послания воров, содержащие толкование воровских понятий), с которыми воры обращаются к остальной части “блатного мира”, прежде всего к молодежи. Так, в одной из “маляв”, составленной в Нижегородском централе в марте 1994 года ворами “Устимом” и “Седым”, указывается: “Не вступайте в порожняковые конфликты с мусорами. Старайтесь приблизить их и использовать в своих целях на благо Общества”86. Появился даже термин “хороший козел”, которым называют осужденного, сотрудничающего с администрацией и одновременно оказывающего помощь в консультировании, оформлении бумаг и т. д87. Не обязательным для воров стало личное совершение преступлений, они все больше уходят от непосредственной преступной деятельности, переключаясь на функции общего руководства и консолидации преступной среды. Не характерно для большой части воров бессмысленное транжирование всего похищенного. Несмотря на стремление их к показной роскоши, склонности к порочным и дорогостоящим потребностям (наркотикам, спиртному, проституткам и т.

 

д.), воры принимают меры к вкладыванию криминального капитала в экономику, его легализации. Для воров сегодня не требуется наличие длительного стажа в местах лишения свободы.

 

Мало того, стало возможным получение “звания” “вора в законе” без всякого “тюремного стажа” путем внесения денег в “общак”, т. е. фактически путем его покупки88. Нарушен и такой традиционный воровской запрет, как невмешательство воров в политику. В частности, грузинские и абхазские воры активно вмешивались в грузино-абхазский конфликт. Некоторые из воров, как уже отмечалось, вступают в непосредственные контакты с представителями политических партий и движений89.   В этой связи отметим, что названные изменения не коснулись мировоззренческих основ воровской среды, ее маргинальной и негативной сущности жить за чужой счет, стремления негативно влиять на общество, криминализировать его. Произошедшие изменения лишь позволяют воровской среде мобильно адаптироваться к быстро меняющимся социально-экономическим условиям. В настоящее время из ранее имевших место ограничений на контакты воров с более широким социумом остались только те, которые наиболее просты и удобны для самих воров (не работать, не служить в армии и т. д.)90.   Во-вторых, социальная среда профессиональной преступности значительно расширилась. Сегодня она представлена не только “ворами в законе”, но и представителями других криминальных образований, возникших на основе криминогенных подростково-молодежных хулиганствующих группировок, активно заявивших о себе во второй половине 80-х годов прошлого века, преступных групп спортсменов-вымогателей, сообществ коррупционеров и руководителей-хозяйственников, этнических и национальных землячеств представителей дальнего и ближнего зарубежья и т.

 

д91. Условно новое представительство профессиональной преступности именуют в литературе неопрофессионализм, а традиционное воровское движение – ретропрофессионализм92.

 

Следует отметить, что становление неопрофессионализма при переходе общества к рынку проходило достаточно интенсивно. Неопрофессионалы энергично и бесцеремонно очищали себе дорогу в социально-экономическом пространстве, вытесняя из него представителей воровского движения, в том числе путем их физического устранения93. Например, в г.

 

Красноярске неопрофессионалы сначала полностью нейтрализовали влияние “воров в законе” на экономические процессы, а при попытке последних восстановить это влияние, организовали их отстрел. Оставшиеся в живых воры покинули город94. Такое многообразие криминального профессионализма, безусловно, затрудняет борьбу с ним, т. к. дает возможность профессиональному преступнику перемещаться из одной криминальной среды в другую, менять виды преступной деятельности.   В-третьих, следует отметить раскол воровской среды по национальному признаку. Эта тенденция во многом связана с распадом СССР на самостоятельные государства и стремлением российских воров устранить от контроля своей территории выходцев воров с Кавказа. Очевидно, эти национальные противоречия в среде криминального профессионализма обусловлены тем, что с первыми шагами советского общества на пути к рыночной экономике во второй половине 80-х годов XX века выходцы из кавказских республик бывшего СССР быстрее стали приспосабливаться к изменяющимся социально-экономическим условиям, отойдя от наиболее обременительных традиций воровской среды. Именно эти воры без наличия необходимого стажа пребывания в местах лишения свободы стали покупать титул “вора в законе” путем внесения денег в “общак”, за что получили от российских воров прозвище “лаврушники”, стали заключать браки, вмешиваться в политику, ввязываться в хозяйственную деятельность, легализовывать деньги из общака, вступать во взаимовыгодные контакты с правоохранительными органами95. Безусловно, что российские воры хотели быть хозяевами на своей территории, и прежде всего в экономической сфере.

 

В-четвертых, прослеживается тенденция резкого расслоения среды профессиональных преступников по имущественному признаку. Несмотря на то, что в целом все профессиональные преступники являются социальными паразитами, живущими за счет отнятия части прибавочного продукта, создаваемого законопослушными членами общества, среди них есть состоятельные, удачно освоившие новые экономические отношения, и бедные, в частности, те, которые до сих пор придерживаются чистоты “воровской идеи”, не позволяющей вору заниматься накопительством96. Воры, придерживающиеся чистоты “воровской идеи”, сохранили существенное влияние только в местах лишения свободы, в более широком социуме влияние имеют воры новой формации.   В-пятых, следует отметить также такую тенденцию, как консолидация профессиональной преступной среды. Не случайно что в современный период профессиональные преступники тяготеют к групповой преступной деятельности, а раньше предпочитали действовать в одиночку97.

 

Мало того, криминальный профессионализм лежит в основе организованной преступности, тесно смыкается с ней.   В заключение отметим, что указанные тенденции свидетельствуют о расширенном воспроизводстве профессиональной преступности, нарастающей ее общественной опасности.   “Культ блатных оказался заразительным в эпоху,  когда литература иссыхала без положительного героя”.

 

(А.И. Солженицын “Архипелаг ГУЛАГ”)      Глава 2. Детерминанты профессиональной преступности     Следует выделять три вида детерминант профессиональной преступности, а именно: причины, которые порождают эту преступность как свое закономерное следствие; условия, которые либо формируют причины этой преступности, либо способствуют их проявлению; факторы, которые определенным образом влияют на состояние этой преступности. Изучение причин и условий позволяет ответить на вопрос о том, почему профессиональная преступность существует, изучение факторов – на вопрос о том, почему профессиональная преступность достигла определенного уровня. В реальности все эти детерминанты воплощаются в единую криминогенную ситуацию, в которой одно и тоже явление может выступать одновременно в указанных трех качествах. Например, проведенная в России приватизация оказалась одновременно, во-первых, причиной профессиональной преступности, так как она расширила экономическую основу этой преступности – криминальный сектор экономики; во-вторых, условием, так как она в значительной мере обусловила коррумпированность государственного аппарата, являющуюся одним из элементов системы защиты преступных групп, действующих на профессиональной основе, от предупредительного воздействия; в-третьих, фактором, так как способствовала усилению социальной напряженности в стране, расширению социальной базы профессиональной преступности.   Классификации детерминант профессиональной преступности могут осуществляться по различным основаниям. В литературе по содержанию выделяют детерминанты преступности, действующие в сфере экономики, социальной и политической жизни, духовно-нравственной сфере общества98, по природе происхождения различают объективные, субъективные, объективно-субъективные детерминанты преступности99, с точки зрения детерминирующего воздействия – главные и второстепенные, по источнику происхождения – внутренние, обусловленные внутренними противоречиями общества, и внешние, обусловленные влиянием на общество других государств100 и т. д.   Однако классификация, которая позволяет дать наиболее емкую криминологическую характеристику детерминант профессиональной преступности и оптимально выделить объекты предупредительного воздействия на нее, должна быть основана на уровнях их действия. Исходя из уровня действия, детерминанты преступности в литературе рассматриваются применительно к обществу в целом, отдельным социальным группам, индивидам. Соответственно этому объяснение детерминант преступного поведения дается на трех уровнях:   – философском, на котором формируется общая концепция детерминант преступности в обществе, рассматриваются глобальные общественные процессы;   – социологическом, который предполагает изучение образа жизни различных социальных, профессиональных, возрастных групп населения;   – психологическом, на котором изучается процесс рассогласования личности со средой101.   На наш взгляд, такой подход нуждается в некотором уточнении. Во-первых, рассмотрение детерминант преступности на философском и социологическом уровне фактически означает их рассмотрение на одном уровне – общесоциальном, так как рассмотрение макросоциальных процессов невозможно без отрыва от социальной активности макрогрупп, которые представляют предмет социологического изучения. Во-вторых, при таком подходе из поля зрения криминолога выпадает важнейшее звено, через которое трансформируются общесоциальные детерминанты преступности в детерминанты конкретного преступления, а именно: малые социальные группы. Дело в том, что деформации образа жизни макрогрупп сами по себе не могут привести к формированию субъективной детерминанты индивидуального преступного поведения, то есть к негативным нравственно-психологическим свойствам личности. Формирование этих свойств происходит в малых социальных группах – семье, учебном или производственном коллективе, ближайшем неформальном окружении.

 

Исходя из этого, детерминанты профессиональной преступности, как и преступности в целом, следует рассматривать на трех уровнях, а именно: общесоциальном, социально-психологическом и психологическом.   Общесоциальные детерминанты профессиональной преступности связаны с социальными процессами, происходящими в обществе в целом (прежде всего макроэкономическими процессами) и отражающимися на образе жизни целых макрогрупп (возрастных, национальных, профессиональных и т.

 

д.).   Социально-психологический уровень детерминант профессиональной преступности связан с существованием малых групп, в которых формируется и действует профессиональный преступник.   Психологический уровень предполагает изучение взаимодействия свойств личности профессионального преступника с конкретной жизненной ситуацией совершения преступлений.   Раскрытие общесоциальных детерминант профессиональной преступности позволяет утверждать, что она тесно связана с глобальными социально-экономическими и политическими катаклизмами в обществе. Отдельные лица, которые профессионально приобщались к криминальной деятельности, объединения этих лиц в шайки, банды и иные преступные группы, существовали с тех пор, как в обществе появилась преступность102.

 

Однако появление криминального профессионализма как относительно массового социального явления обусловлено отменой в 1861 году крепостного права, после чего началось интенсивное развитие капитализма в деревне и бурный рост промышленности в России в целом. Однако реформы 1861 года не только положили начало позитивным преобразованиям в стране, но и привели к целому ряду негативных последствий в обществе, большая часть которых была связана с сельским хозяйством. Прежде всего это коснулось таких сословий, как крестьянство и дворянство. Анализ судебной статистики в дореформенный период показывает, что эти сословия отличались наименьшей криминальной активностью, спустя несколько лет после реформ ситуация резко изменилась103. Капитализация деревни сильно ослабила крестьянскую общину, которая не только консервировала развитие производительных сил в деревне, но и защищала экономические, правовые и иные интересы крестьян104, в значительной мере способствовала сохранению нравственных устоев, языка и культуры российского землепашца.

 

Позитивные свойства русской крестьянской общины составили основу идеи русской национальной исключительности, из которой исходили в своих воззрениях в XIX веке славянофилы и другие представители патриархально-дворянского либерализма105. Начавшийся процесс разложения сельской общины лишил крестьян единства и защищенности, а нецивилизованная и откровенно грабительская поступь российского капитализма привела к их массовому обезземеливанию, обнищанию и даже вымиранию целых деревень.

 

Достаточно в этой связи упомянуть один из рассказов русского писателя Глеба Успенского “Книжка чеков”, повествующий об одном из эпизодов первоначального накопления капитала за счет народного горя. Разрушение сельской общины способствовало падению нравов, ослаблению родственных связей, разрушению семьи как основы социального и биологического воспроизводства нации.

 

Безземельные крестьяне, не находя применения своим трудовым навыкам, вели праздный и дезадаптивный образ жизни, а через некоторое время по решению сельской общины удалялись из “мира” за пьянство и “смуту”, в последующем в административном порядке ссылались в Сибирь. Часть из обезземеленных крестьян становились вынужденными мигрантами, покидали свои родные земли в поисках работы, превращаясь в нищих и влача жалкое существование. Эти несчастные люди служили основой для появления и пополнения многочисленных шаек разбойников и убийц, наводивших страх на местное население и добывавших себе средства к существованию исключительно преступным путем.

 

Многие из безземельных крестьян в поисках работы ушли в города, потерпев неудачу, образовали там целые армии бродяг, проституток, сутенеров, маргиналов-пролетариев, не адаптированных к условиям жизни в городе и условиям труда на фабриках. Отчужденное от общества психологическое состояние бывшего крестьянина послереформенной России, попавшего в городские условия, хорошо описал Максим Горький на примере махрового вора- уголовника Челкаша: “… перед Челкашом быстро неслись картины прошлого, далекого прошлого, отделенного от настоящего целой стеной из одиннадцати лет босяцкой жизни…

 

Челкаш чувствовал себя овеянный примиряющей, ласковой струей родного воздуха, донесшего с собой до его слуха и ласковые слова матери, и солидные речи истового крестьянина-отца, много забытых звуков и много сочного запаха матушки-земли, только что оттаявшей, только что вспаханной и только что покрытой изумрудным шелком озими… Он чувствовал себя одиноким, вырванным и выброшенным навсегда из того порядка жизни, в котором выработалась та кровь, что течет в его жилах”106. Дикая капитализация деревни уже в то время наглядно показала, какими криминальными издержками сопровождается вынужденная и неуправляемая миграция сельского населения107.   Реформы 1861 года пошатнули основы жизнедеятельности не только крестьянства, но и дворян. Несмотря на то, что дворяне в 19 веке были основным служивым сословием, для них характерны были оседлость, которая составляла основу стабильной и размеренной жизни, а также бытовая близость к крестьянству108. Капитализация деревни подточила экономическую основу безмятежного существования дворянства, часть которого так же, как и крестьянство, вынуждено было мигрировать в города, где поступало на государственную службу, занималось иными видами общественной деятельности109. Однако это сословие, в основной массе своей не привыкшее к упорному труду и сохранившее барские замашки (метко высказался по этому поводу М. Горький устами одного из персонажей пьесы “На дне” Луки: “… барство-то – как оспа … и выздоровеет человек, а знаки-то остаются”), стремилось обрести средства для роскошной жизни любой ценой. Одни из дворян становились махровыми взяточниками на государственной службе, другие профессиональными картежниками-шулерами или финансовыми аферистами, зарабатывавшими на первых ростках финансового капитала.   Таким образом, развитие буржуазных отношений в деревне сломало привычный уклад жизни крестьянства и дворянства, поставило эти сословия, хотя и в различной степени, в сложные социальные условия. С определенной долей иронии негативные последствия отмены крепостного права в России русский поэт Николай Некрасов выразил следующими словами:   Порвалась цепь великая,   Порвалась – расскочилася:   Одним концом по барину,   Другим по мужику!..   (“Кому на Руси жить хорошо”, 1865-1877)   Именно маргинализация этих двух сословий привела к усилению их криминальной активности, к тому, что преступность в России стала развиваться по общемировым закономерностям, т. е.

 

расти, причем, темпами, опережающими прирост населения110, а также к тому, что криминальный профессионализм в России возник как относительно массовое явление.   Первая четверть 20 века способствовала маргинализации всего населения России. Было достаточно исторически значимых событий, детерминирующих профессиональную преступность: cоциально-экономический и политический кризис, вылившийся в революции 1905 года, февральскую и октябрьскую революции 1917 года; аграрная столыпинская реформа, начатая в 1906 году и завершившая разложение крестьянской общины, давшая огромный поток переселенцев и других крестьянских мигрантов по всей стране; русско-японская война 1904-1905 годов; участие России на стороне Антанты в первой мировой войне; многолетняя гражданская война и т. д. Коммунистический режим, победоносно завершив гражданскую войну, столкнулся не только с разрушенной экономикой, но и с разрушением всех основ жизнедеятельности общества. Безусловно, что криминогенная обстановка в стране была более чем тяжелой. Развитие криминального профессионализма получило новый импульс. Ряды профессиональных преступников пополнили деклассированные элементы из бывших крестьян, пролетариев, дворян, служащих, политические противники коммунистического режима, инвалиды, дезертиры и безработные111.   С самого начала коммунисты проводили в отношении как профессиональной преступности, так и преступности в целом противоречивую политику. С одной стороны, они осуществили ряд общесоциальных мероприятий по подрыву социальной базы профессиональной преступности, в частности, обеспечили трудовую занятость населения, ликвидировали беспризорность, создав колонии для детей и подростков, оставшихся без родителей112. Кроме того, коммунисты применили меры жесточайшей репрессии в отношении банд, шаек и других преступных групп, объединявших как политических, так и профессиональных преступников. С другой стороны, политика НЭПа способствовала легализации теневого капитала, нажитого в годы гражданской войны и военного коммунизма, развитию криминального профессионализма в экономике, появлению новой разновидности профессионального преступника в хозяйственной сфере типа Навроцкого, описанного в романе Анатолия Рыбакова “Выстрел”, который быстро нашел общие интересы с уголовниками старой формации. Безусловно, расширило социальную базу профессиональной преступности раскулачивание крестьянства. Укрепила позиции криминального профессионализма политика администрации мест лишения свободы по опоре на “воров в законе”, объявленных социально близкими советскому режиму, в исправительно-трудовом воздействии на осужденных за политические преступления113.   Отечественная война на многие послевоенные годы определила ослабление антикриминогенного потенциала общества, способствовала активизации деятельности сообществ профессиональных преступников, ряды которых пополнили дезертиры, власовцы и другие изменники родины, участники уничтоженных коммунистами банд украинских, прибалтийских и других националистов114. Плавная трансформация тоталитарного режима в авторитарный, социально-экономическая стабилизация общества, позитивное развитие основных институтов социализации личности (семьи, школы и т.

 

д.) в 50-80 годы прошлого века сузили социальную базу профессиональной преступности, методами карательного воздействия были истреблены многочисленные шайки и банды.

 

Такие очевидные успехи позволили криминологам сделать оптимистичный вывод о том, что в стране почти полностью ликвидирована профессиональная преступность115.

 

В конце 80-х годов прошлого столетия с первыми шагами перехода общества к рыночной модели жизнедеятельности ситуация стала кардинально меняться. При этом ошибочно (или сознательно?) ставка была сделана на создание широких условий для легализации теневой экономики, что придало реформам откровенно криминальный характер116 и создало условия для свободного развития личностей с криминогенной направленностью117.   Наибольшее криминогенное значение для России имели следующие направления экономических реформ, осуществляемых в 90-е годы прошлого века:   – либерализация цен;   – приватизация;   – либерализация внешнеэкономической деятельности;   – фактический отказ государства от регулирования экономических отношений.   В конце 90-х годов прошлого столетия на первый план выдвинулись другие явления экономической жизни, оказывающие мощное криминогенное воздействие на общество. Прежде всего следует отметить концентрацию капитала, которая проходила не путем экономического соревнования предпринимательских структур между собой, а путем грубого передела ранее грабительски отнятой у народа собственности.

 

Причем, методы такого передела носили более откровенный криминальный характер, чем в период приватизации, нередко напоминали локальные военные действия. В качестве примера можно привести прошедшие в Красноярском крае “алюминивые войны”, в результате которых предприятия, производящие алюминий, и связанные с ними иные предприятия перешли из-под управления местной элиты под управление московских олигархов118. Далее следует отметить поэтапное уничтожение естественных государственных монополий, составляющих основу экономической безопасности страны.

 

Акционирована с потерей единого государственного управления большая часть ресурсодобывающих предприятий, предприятий энергетического комплекса, системы заготовки и переработки зерна, авиапредприятий, связи. На очереди приватизация железнодорожного хозяйства страны119.   Реализация этих мероприятий привела к такой социальной обстановке в стране, которая характеризуется следующим:   – ухудшением экономической ситуации, повлекшим резкое и постоянно прогрессирующее снижение уровня жизни основной части населения;   – свертыванием государством социальных программ, сокращением финансирования социальной сферы;   – ростом и углублением масштабных социальных конфликтов в результате резкого и необоснованного расслоения населения по имущественному признаку;   – укреплением позиций теневой экономики;   – активным внедрением в социальную практику криминальных методов регулирования общественных, прежде всего хозяйственных отношений;   – значительным коррумпированием государственного аппарата;   – глубокими деформациями правового и нравственного сознания населения120.

 

Потеря государством механизмов стабилизации социальных процессов означает отсутствие основы успешного предупреждения профессиональной преступности в виде улучшающихся условий жизнедеятельности людей.

 

Сегодня можно констатировать, что политика “экономического романтизма” способствовала трансформации удерживаемой в определенных рамках преступности, существовавшей в недрах авторитарной системы, в преступность рыночного типа, гораздо менее подверженную контролю и позитивной коррекции со стороны общества.

 

Специфика этих процессов применительно к профессиональной преступности состоит, во-первых, в том, что они порождают ее социальную базу, то есть группы людей, оказавшихся из-за социально-экономического кризиса невостребованными в позитивных сферах жизнедеятельности общества и вынужденных адаптироваться к усложнившимся условиям через девиантное, в том числе через преступное поведение. К этой категории лиц относятся бывшие спортсмены, военнослужащие или сотрудники спецподразделений правоохранительных органов, программисты, квалифицированные фармацевты и т. д. Эту категорию лиц, оказавшихся в сложных социальных условиях и вынужденных к ним приспосабливаться, именуют маргиналами121.   Во-вторых, указанные социальные процессы порождают многочисленные пространственно-временные образования – “серые зоны”122 – с деформированной организацией социальной власти и деформированной нормативной системой (в том числе с теневым правом и теневой юстицией), в которых находится социум (точнее, теневой социум – асоциум), живущий вне сферы современного государства и права, либо под слабым их влиянием. Девиантное и преступное поведение лиц, включенных в “серые зоны”, становится социальной нормой. “Серыми зонами”, в которых концентрируются лица с преступным и социально отклоняющимся поведением, могут быть отдельные территории (парки, кладбища, стадионы и т.

 

д.), целые территориальные образования (например, окраины крупных городов) или даже страны (например, Колумбия, где значительная часть населения занимается выращиванием и производством наркотических средств).   Современный социум рассматривает “серые зоны” как обочину человеческой цивилизации, на которую сваливаются все болезни и издержки его развития (социальные, экономические, политические и т.

 

д.), где они локализуются территориально.

 

В этих зонах эксплуатируется дешевая рабочая сила, через неэквивалентный обмен изымаются экологические ресурсы, создается широкомасштабный рынок сбыта некачественных товаров, оружия, наркотических средств и психотропных веществ, легализуются преступные доходы, образуются места захоронения промышленных отходов, испытываются новые виды вооружения и социальные доктрины переустройства общества, создаются анклавы террористов и других опасных преступников, разрешаются военные и другие крупные социальные конфликты, переносимые туда с территорий индустриально развитых государств, которым объективно выгодно существование таких территориальных образований.

 

В художественной форме эта идея емко выражена в фантастическом романе Андрея и Бориса Стругацких “Пикник на обочине”: “Здесь пахло дорогим табаком, парижскими духами, сверкающей натуральной кожей туго набитых бумажников, дорогими дамочками по пятьсот монет за ночь, массивными золотыми портсигарами – всей этой дешевкой, всей этой гнусной плесенью, которая наросла на Зоне, пила от Зоны, жрала, совокуплялась, жирела от Зоны, и на все ей было наплевать, и в особенности ей было наплевать на то, что будет после, когда она нажрется, напьется, насовокупляется всласть, а все, что было в Зоне, окажется снаружи и осядет в мире”. Человечество переживает невиданный ранее процесс образования “серых зон”. Это дает основание некоторым авторам говорить о том, что в результате криминализации социума осуществляется революция нового типа – асоциальная, движущей силой которой является асоциал, Человек Крутой, библейский Хам конца XX века, вечный маргинал, воспроизводящий себя вне государства и права, отчуждающий и отрицающих их123. Очевидно, эту революцию имел в виду французский философ-экзистенциалист Альбер Камю, еще в 1951 г. отмечая, что на смену якобинской революции, попытавшейся установить религию добродетели и на ней основать единство, придут революции циников, как правых, так и левых124.   “Серые зоны” – это способ организации асоциала, который стремится выжить как биологический и социальный вид. Причем выжить не пассивно, адаптируясь к ухудшающимся условиям жизнедеятельности, а активно, за счет экспансии территорий, свободных от “серых зон”. Таким образом, эти образования – уже не пассивный объект воздействия социума, а активный субъект в отношениях с ним, причем агрессивный и достаточно сильный. В “серых зонах” возникают необходимые условия для воспроизводства и формирования социально-негативных связей между людьми, которые перерастают в профессионально действующую преступную среду.   Ярким примером “серых зон” явились возникшие в конце 80-х начале 90-х годов во многих городах России территориальные криминогенные подростково-молодежные группировки, о которых уже ранее шла речь.

 

Это явление – во многом результат слабо регулируемой государством миграции сельского населения в города, которое стало образовывать вокруг промышленных предприятий на окраине городов специфические поселки со слаборазвитой инфраструктурой. Бурное экономическое развитие городов, увеличивавшее приток в них сельского населения, не сопровождалось соответствующим социальным развитием вновь возникающих поселков.

 

Значительная часть населения этих поселков, занятого в основном тяжелым физическим трудом, вынужденного выращивать сельхозпродукцию на выделенном участке земли, не смогла приобщиться к образу жизни крупного города, социально (то есть по месту жительства, учебы, работы, досугу) не смогла “выйти” за их территориальные пределы. Такая изоляция пригородных поселков от города способствовала формированию в них корпоративных связей, специфической антиобщественной психологии, а возложение городом на эти поселки издержек своего развития, консервация их социального и культурного развития рождали стихийный протест их жителей. Наиболее остро этот протест воплотился в деятельности криминогенных подростково-молодежных группировок, стремящихся расширить социальные границы своего бытия за счет агрессивного освоения социальной инфраструктуры центральных районов города. Молодежь и подростки этих районов стали создавать аналогичные группировки оборонительного характера.

 

В результате многие города оказались территориально поделенными на сферы влияния этих группировок, противоборствующих между собой.

 

Эти группировки стали суровой жизненной школой, позволившей их участникам объединиться в устойчивые преступные группы125, составившие основу организованной и профессиональной преступности рыночного периода и делящие между собой уже не городскую территорию для проведения досуга, а сферы экономического влияния126.   Итак, специфика общесоциальных детерминант профессиональной преступности состоит, во-первых, в существовании большого количества маргиналов, вынужденных приобщаться к криминальной деятельности уже существующих преступных групп или объединяться в такие группы для адаптации к усложнившимся условиям через преступное поведение. Во-вторых, в наличии пространственно-временных образований (“серых зон”), в которых формируются и воспроизводятся социально-негативные связи между людьми, перерастающие в сообщества лиц, профессионально занятых преступной деятельностью.   Социально-психологический уровень детерминант профессиональной преступности, как уже отмечалось, предполагает изучение малых социальных групп, в которых находится участник преступной деятельности. Малые социальные группы могут быть, во-первых, той средой, в которой формируется личность преступника, во-вторых, источником конфликтов, лежащих в основе многих преступлений, в-третьих, формой социального контроля за поведением правонарушителя. Особое внимание cледует обратить на формирование личности профессионального преступника в малых группах. Личность профессионального преступника может сформироваться либо в результате прямого негативного влияния малых групп на лицо, которое в них находится, либо опосредованно, через психологическое отчуждение лица от общества.

 

В первом случае семья или неформальное окружение либо целенаправленно влияют на формирование криминогенных свойств личности, либо преподносят негативные стандарты поведения, которым может следовать личность.

 

Такие стандарты поведения может преподносить и формальный коллектив (учебный или трудовой).   Для формирования личности профессионального преступника особое значение имеет его нахождение в местах лишения свободы. Неформальная среда осужденных в основных ее типичных чертах сформировалась в России к началу XIX века со всеми ее атрибутами (общинной кассой, сходками и стратификацией осужденных, специфической субкультурой и т. д.)127 и всегда играла важную роль для воспроизводства преступного мира, т.к. отрицательно влияла на осужденных128. Неформальная среда осужденных являлась в основном той социальной базой, на которой формировалась среда криминального профессионализма. В свою очередь, криминальный профессионализм управлял неформальной средой осужденных, придавал ей ярко выраженный негативный характер, рассматривал эту среду как наиболее приемлемую для своего воспроизводства. Вместе с тем деятельность криминального профессионализма не ограничивается только местами лишения свободы. Поэтому среду криминального профессионализма следует рассматривать в качестве самостоятельного социально-психологического явления, формирующего профессиональных преступников.   Опосредованное влияние малых групп на формирование личности профессионального преступника происходит через ее отчуждение от общества, которое является результатом отсутствия у личности эмоциональных связей в малых группах, где протекает ее позитивная жизнедеятельность (семья, школа, трудовой коллектив и т. д.)129. Отчуждение свидетельствует об утрате указанными малыми группами значительной части антикриминогенного потенциала. Об этом достаточно писалось исследователями в прошлые годы130. Отметим, что в настоящий период ситуация со сферами позитивной социализации личности стала еще более тревожной. В частности, исследователи говорят не просто о семейной десоциализации, а об упадке, крахе института семьи, замене его альтернативными формами сосуществования мужчин и женщин, родителей и детей (фактическое сожительство, многоразводное одноребеночное сожительство и т.

 

д.)131. Образовательные услуги все больше становятся платными, досуговые учреждения стали платными по преимуществу. Это означает, что досуговые и образовательные услуги населению в меньшей степени, чем раньше, ориентированы на задачи воспитания личности, раскрытие ее таланта, творческих способностей.

 

Следовательно, дети и подростки, за которых родители платить не в состоянии, не имеют возможности себя творчески реализовать в позитивной сфере; те же, за кого платят, нацелены преимущественно не на раскрытие своих способностей, а на их овладение для последующего использования на рынке труда.   В литературе выделяются следующие наиболее типичные проявления отчуждения личности, которые связаны с преступным поведением. В одних случаях отчуждение личности выражается в состоянии тревожности индивида за свой биологический или социальный статус. Если человек ощущает угрозу смерти, он субъективно защищает свою жизнь и находит эмоциональный комфорт в совершении насильственных преступлений. Если человек ощущает угрозу своему социальному статусу, он совершает корыстные и корыстно-насильственные преступления132. В других случаях, стремясь обрести эмоциональный комфорт, индивид вступает в преступные группы или иные антиобщественные группы, пребывание в которых формирует у него негативные нравственно-психологические свойства, лежащие в основе преступного поведения133.

Прокрутить вверх