Российская Академия Наук Институт философии МОРАЛЬ И РАЦИОНАЛЬНОСТЬ Москва 1995 ББК 87.7 М-79 Редколлегия: доктора философских наук Р.Г.Апресян, А.А.Гусейнов, Л.В.Максимов Ответственный редактор и автор предисловия доктор философских наук Р.Г.Апресян Рецензенты: доктора философских наук: Л.Б.Волченко, В.И.Толстых Переводчики: Кротовская Н.Г., Михайленко Ю.Б., Новичкова Г.А., Руднева Е.Г., Султанова М.А., Федина Е.Н. М-79 Мораль и рациональность. — М., 1995. — 197 с. Данный труд представляет собой международную коллективную монографию, созданную философами из России, Великобритании, США, Канады.
Не претендуя на концептуальное единство, авторы стремятся рассмотреть проблемы рациональности на предмете морали и с антисциентистских антипросвети- тельских позиций осмыслить мораль как особого рода выражение рациональности. В книге анализируются вопросы логики и гносеологии этического познания, характер морально-этических рационализаций, проявления рационального и иррационального в поведении, пути самоидентификации и автономизации личности, рассматриваются способы аргументации в конкретных моральных дискуссиях по острым социальным проблемам.
ISBN 5-201-01885-8 ИФРАН, 1995 СОДЕРЖАНИЕ Предисловие…………………………3 Р.Хэар Как же решать моральные вопросы рационально?……………………..9 Л.В.Максимов Аргументация и обоснование в моральном рассуждении…………….22 А.А.Ивин Моральное рассуждение…………….33 А.А.Гусейнов Обоснование морали как проблема……48 Р.Холмс Мораль и общественное благо……….64 Р.Хардин Пределы разума в моральной теории….79 Р.Г.Апресян Нормативные модели моральной рациональности…………………..94 О.О’Нил Автономия: зависимость и независимость…………………..119 Э.Монтефиоре Личная тождественность, культурная тождественность и моральное рассуждение…………………….136 Б.Герт Рациональное и иррациональное в поведении человека………………159 Л.Гроарк Практический разум и полемика вокруг порнографии…………………….180 Предисловие Проблема рациональности в морали, или моральной рациональности для классической философской этики, начиная с Сократа, как правило была проблемой осмысленного, обоснованного и воплощенной в правильном действии решения сообразного с добродетелью, отличного от страсти, мнения, предрассудка, обычая. В новоевропейской философии рациональность морали утверждалась в явной или скрытой антитезе этике откровения и веры, с одной стороны, и этике «чувства», с другой. В докантовской мысли рациональность морали могла ассоциироваться с «научностью» и строгостью (по стандартам математики или физики) построения знания о морали и его обоснования. Критическая работа Канта заключалась в прояснении специфичности задаваемой моралью рациональности как практически ориентированной и воплощенной в форме действий.
Однако кажущаяся метафизическая отвлеченность кантовской теории морали спровоцировала этику на эмпирические и «конкретно-научные» изыскания, результатом которых стал вывод о множественности, вариативности, релятивности (по крайней мере исторической) моральных культур (систем), нереализуемости в них универсальных и объективных критериев и, стало быть, принципиальной нерационализируемости морали.
Пределы соотнесенной с моралью рациональности, скажем, в ранне-аналитической моральной 5 философии были сужены до собственно филосо- фского рассуждения о морали, причем предметизированной исключительно в сфере морального языка. Между тем, дискуссии о природе рациональности, последний мощный всплеск которых приходится на конец семидесятых го- дов, имели по крайней мере один существенный результат, а именно, понимание ограниченности унаследованного от класси- ческого европейского рационализма понятия рациональности как характеристики только универсально и абсолютно отвечающего требованиям разума знания. Переосмысление этого понятия позволило увидеть рациональность, точнее рациональности, и в научно-эмпирическом, техническом, а также в художественном, мистическом, практически- пруденциальном, императивно-оценочном т.п. видах знания и в практиках разного рода.
Развитию и утверждению такого, несциентистского, понимания рациональности во многом способствовали работы М.Вебера. Распространение критериев рациональности на те сферы человеческого опыта, которые в соответствии с эпистемологическими традициями новоевропейского знания рассматривались по крайней мере несовершенными в качестве знания, конечно, знаменовало уступку со стороны сциентизма, или (в зависимости от того, с какой стороны мы наблюдаем этот процесс) наступление на сциентизм. Ведь одно дело рациональность как методологическая обоснованность знания или адекватность знания определенным интеллектуальным стандартам, а другое — рациональность как целесообразность, причем равно в утилитарном и идеальном смыслах 6 этого слова, как упорядоченность, согласованность не только знаний, но и общих представлений, ценностей, норм, правил; наконец, как обоснованность системы ценностных представлений и нормативных кодексов. Сциентистское понятие рациональности было, таким образом, выведено из такого противопоставления «иррациональному», при котором последнее непременно имело — при любом понятийном содержании — негативные научно-ценностные коннотаты; а затем и реконструировано таким образом, что оказалось наполненным более широким когнитивным и социально-культурным содержанием, согласно которому в нормативной и ценностной систематике или целе-ориентированной деятельности, или внутренне целостном (при предметной вариативности) опыте рациональность прослеживается не в меньшей степени, чем в знании. Однако при спецификации подобного подхода в этическом рассуждении неизбежно возникает вопрос о том, что здесь может быть предметом определения в качестве рациональности, поскольку здесь также прослеживаются эти разнонаправленные тенденции развития концепции рациональности. С одной стороны, этика без насилия над ее внутренне органичным содержанием подвергается анализу с использованием методов, выработанных в научной теории, с другой, сама рациональность как характеристика морали переосмысливается сообразно определенно понимаемому внутренне органичному содержанию нравственности. Как показывают литературные опыты, по критериям рацио- 7 нальности оцениваются, во-первых, сами морально-философские учения, во-вторых, этико-моралистические доктрины, в-третьих, систематизированные нормативно-этические программы, в-четвертых, кодифицированные моральные системы, в-пятых, отдельные моральные формы, как то: требования, суждения, решения, поступки, в-шестых, нравственный опыт (другой вопрос, может ли быть проанализирован опыт иначе, нежели отраженный в определенных представлениях сознания). Это различие оценок может рассматриваться как выражение именно разнообразия литературных опытов или концептуальных построений. Но за ними вполне обоснованно можно усмотреть и действительную многоуровневость рациональности в морали. В случае оценки философского учения существенным является внутренняя согласованность, логическая последовательность и непротиворечивость теоретических положений данного учения; обоснованность принятых в нем концептуальных аксиом. В качестве начал этической теории, как показывает именно литературный опыт, могут быть избраны установки более широкой теории, например, философии, социальной философии, естественно-научной теории (эволюционной биологии или космологии), теологии, затем некоторые мировоззренческие интуиции, а также (хотя именно это категорически отвергается сторонниками методологически строгой теории) некоторые обобщения здравого смысла. Так, социобиологическое обоснование морали, основывающееся на достижениях эволюционной генетики, 8 предлагает весьма стройное, а с точки зрения сциентистски ориентированного ума, и реалистическое объяснение таким нравственным феноменам как помогающее поведение, жертвенность, себялюбие и альтруизм. Согласно социобиологической (современному варианту эволюционной) этике, мораль (моральные представления и